Жена скупого рыцаря

Почему-то намек на болезненную девственность больше возмущает Людвига. Пес отдирает от пола крокодилью голову и презрительно облаивает Зайцеву.

— Чего это он? — удивляется подруга.

— Защищает. Ты на меня голос повысила, — шепотом объясняю я и, наклонившись, поглаживаю толстое собачье брюшко.

Зайцева уважительно косится на зубы Людоеда и понижает громкость.

— Сима, помнишь, какая ты в институт пришла? Мы с девчонками боялись тебя мужьям показывать… А сейчас? Морда унылая, кожа бледная… персик в недостаточной степени зрелости… тьфу!

Фривольных бесед с оттенком укоризны я не люблю. Всегда считала излишнюю откровенность признаком распущенности. Когда Зайцева начинает подсчитывать постельные победы, меня коробит.

— Если мужик понравился, действуй, детка! — уговаривает Галина.

— Твои взгляды на симпатию примитивно физиологичны, — заявляю я.

Очко в пользу медиков и Музы Анатольевны. Оказывается, лекции свекрови я мысленно конспектирую. Но легче поймать блоху сачком, чем остановить Зайцеву, впавшую в эротический маразм.

— Серафима, пригласи героя в пятницу ко мне в Колотушино! Не хочешь использовать по назначению, хоть воды для бани натаскает!

И не давая мне возмутиться, подруга встает и идет к стойке повторить заказ на пиво без чебурека. Я кусаю губы и смотрю ей вслед. Вот и поговорили…

Но Зайцева, вернувшаяся с двумя бокалами пива, милосердно покидает мою соломенную постель и начинает расспрашивать, чего не поделили Матюшина с Андреевной. Схематично описываю ситуацию, отпиваю «Балтики», смотрю на Галку, покрывшуюся красными пятнами, и жду реакции.

Ни одной ответной реплики. Галина закуривает, щурится в другую сторону, и я дергаю ее за подол:

— Ну? И что ты об этом думаешь?

Зайцева хмурится, выпускает дым в брезентовый потолок и пожимает плечами:

— Позже разберемся.

— И все? Галя, Матюшина врет!

— В чем она действительно не права, так это в том, что нельзя доводить подругу до валидола. Остальное — не наше дело…

Почему Галина не поддержала или хотя бы не обсудила моих подозрений в адрес Степки, я узнала позже. И не скажу, что была сильно удивлена действительной причиной. Растопырив уши, можно многое узнать, но я, как всегда, пропускала все мимо этих самых ушей…

По возвращении домой я застаю Музу Анатольевну за примеркой старой пары вставных челюстей. Свои родные зубы свекровь потеряла, едва достигнув пятидесяти лет, от жуткого пародонтоза, и первые протезы были заказаны еще в поликлинике в Химках.

Старые челюсти имеют вид, словно их стащили из музея истории Древнего Египта у мумии жрицы, умершей в преклонном возрасте от естественных причин. С прической под Маргарет Тетчер челюсти не монтируются вовсе. Думаю, у коня премьер-министра Великобритании зубы лучше.

— Дрянь, — говорит Муза и выплевывает челюсти.

В принципе я согласна. Зубы дрянь. С таким оскалом можно смело идти в разведку. Подмажешь личико и улыбайся, сколько влезет. Есть вероятность слиться с природой и сойти за ствол сосны с дуплом.

Но восемь лет жизни с Музой Анатольевной не прошли даром. За эти годы я научилась врать, лицемерить и искать компромиссы. Может, мне в депутаты податься? Убедительность моей последующей речи определенно показывает: обольстить электорат для Серафимы Мухиной — плевое дело. Через год ищите на заборах плакаты «Мухина — с народом!»

— Музочка Анатольевна, — говорю я, — зубки, конечно, так себе. Но! Нижнюю челюсть у вас из-за губы почти не видно. Наденьте верхнюю новую… вот так… а нижнюю возьмите из старого комплекта. Красота!

Свекровь покорно скалится в зеркало, и я конкретно собираюсь в депутаты. Убедить стремящуюся в заоблачные высоты свекровь, что из зеркала ей улыбается «красота», вероятно, немногим труднее, чем убедить избирателей, что Мухина с народом.

— Жевать не могу, — сопротивляется свекровь, — они не подходят друг другу…

— Ерунда! — я весело обнимаю Музу за плечи и чмокаю в щечку. — Для обеда наденьте обе старые, на прогулку — одну старую и одну новую…

— Натирают, — жалуется Муза, — я уже пробовала…

— Смажьте десны новокаином.

Свекровь мажет и теряет дар речи минут на сорок. Рот у нее деревенеет, язык не слушается, бедняжке кажется, что у нее происходит отек гортани.

И Муза начинает подозревать, что невестка решила ее уморить.

Так что с убедительностью своих речей я, пожалуй, погорячилась.

Вечер в семейном кругу у телевизора. По экрану носятся ковбои (я вестерны терпеть не могу, но свекровь — фанатка Гойко Митича, и фильмов с индейцами не пропускает), на столе, в блюдце с чаем, мокнут баранки. Объевшийся Людвиг храпит у ног хозяйки. Я зеваю и вспоминаю, как весело нам жилось с Мишей.

В выходные муж вывозил семью в кооператив «Бетонный завод». Мы жарили шашлыки, пели песни под гитару соседа Гриши и рвали зелень прямо с грядок. Из травы нам подпевали кузнечики, а комаров столько, что не спасал лосьон «Тайга».