— Да, Велена обязана сделать ответный шаг, — не стал спорить Кеннет. — Но пространство для манёвра у неё сильно ограничено. Синэрий связан со мной магической клятвой. Никто, кроме него, глаза Франко не вернёт. Что может предложить Верховная? Землю? Как оказалось, не так уж сильно она нужна старшему Гвидичи. Власть? Если прозревший Франко захочет, он свергнет Дартмунда и заберёт Бессалию. Будет ему и власть, и земля. А что ещё?
— Не знаю, — Хельда задумчиво кусала губы, — но предчувствие нехорошее. Бояна — совсем другой человек, а Велена точная копия матери.
“Понятно”, — чуть не вздохнул Кеннет.
Женское противостояние не может прекратиться насовсем. Оно лишь временно переходит в другую стадию. Но в целом Хельда была права. Осторожность в общении с Веленой не помешает.
— Пруст снова во дворце, — поспешил он успокоить жену. — Если ведьмы что-то задумают, надеюсь, мы узнаем. Не забивай пока себе голову лишними тревогами. У нас две свадебные церемонии впереди. Одна королевская. Так что суета надолго поселится в нашем доме.
— Да, — рассеянно кивнула жена. — Надеюсь, всё будет хорошо.
Глава 30. Связь с прошлой жизнью
Живот округлился, но камнем не ощущался. Я гладила его с удовольствием. Мы с Даргой ждали сына. Юрта наполнялась детскими вещами. Дно люльки выстелили серым войлоком. Женщины из племени сшили тёплую пелёнку из белой шерсти и украсили красными фигурками рыб. Ровная строчка, маленькие стежки — я так не умела. Никогда не училась.
— Ты шаманка, — смеялся муж и целовал в лоб.
Трава пожелтела, выпал первый снег, когда мне стало сложно ходить. Я с ужасом представляла, как поеду на зимнюю стоянку. Вниз по склону горы и три дня в подпрыгивающей на камнях повозке.
— Давай останемся, Дарга. Перезимуем здесь.
— Нет, овцам будет нечего есть. Потеряем стадо.
А о том, что я потеряю ребёнка, он не думал. Слушал повитух.
— Балуешь ты её, вождь. Изнежил совсем. Моя мать родила, когда валяла шерсть. А бабка разрешилась на сборе трав. Срок подходит, пора ей.
Но мне было страшно. Чем дальше, тем чернее снились сны. Я копала землю руками. Глубокий колодец прямо к мёртвым.
— Роды и смерть всегда рядом, — успокаивал Дарга. — Ребёнок приходит в наш мир. Пересекает грань. Говорят, она выглядит одинаково и с той, и с этой стороны. Утроба тебе снится, а не колодец. Твоими руками копает наш сын.
Я хотела ему верить. Складывала посуду в узлы и гладила живот. Звала сына по имени.
— Почему он не шевелится? Он раньше так сильно пинался.
— Тесно ему, — ворчливо отмахивалась повитуха. — У всех так. Замирают детки перед родами, тихие становятся. Видишь, живот опустился? Скоро уже. Схватки-то есть? Готовится тело?
Не было ничего. Иногда сжималось что-то внизу, но тут же отпускало.
— Тощая ты, а ребёнок крупный. Тяжело ему. Тесно, я же говорю. Ох, негодная жена, совсем негодная. Куда смотрел вождь? Ты давай рожай, чтоб не в дороге. Чего расселась? Сама сидишь — зачем ребёнку шевелиться? Сходи к реке за водой. Да раза три сходи.
Служанки покосились на неё. Не сговариваясь, обе схватились за вёдра.
— Сама пойду, — решила я. — Не провожайте.
Зачем мне вода? В ногах её и так слишком много. Столбы легче двигать, чем идти. Шубу хотелось сбросить прямо в снег, шёлковая рубашка к телу прилипла. Почему так жарко? Осень пришла, холодно должно быть. Жухлая трава вся в инее. Мы задержались. Я задержала племя.
Живот пронзило болью. Я уронила вёдра и не успела схватится за него, как что-то потекло под рубашкой. Кровью запахло. Тошнило сильно, я проваливалась в темноту.
— Дарга. Дарга!
***
Кровь текла сплошным потоком. Под беременным животом словно рана зияла. Я стояла на коленях и смотрела, как моя кровь чёрно-красной рекой уходит в землю. Я кричала, я помню. Рыдала, задыхаясь от слёз. Ребёнок умер. В моём животе лежал крошечный мертвец, и я никак не могла его из себя вытолкнуть.
— Тужься, — рычала повитуха. — Ты не стараешься! Ты ничего не можешь! Не умеешь рожать! Дерьмо ты, а не мать!
Во рту было сухо. Язык прилипал к нёбу, но пить никто не дал. Жар иссушал жаждой тело. Тужься, тужься. Мне больно! Мамочка, мама, как же мне больно!
— Ахиль.
— Не подходи ко мне! Не подходи!
— Уйди, вождь, не время сейчас…
— Ахиль!
— Не подходи…
***
Сил не осталось, ребёнка выдавливали. Вдвоём или втроём — я не помнила. Почему меня не убили вместе с ним? Сколько ведёр крови ушло? Жарко было и сухо во рту. А ещё темно. Я перестала чувствовать боль. Пыталась заплакать, кричала, но всё тонуло в черноте. Я сдалась. Я знала, что уже не вынырну.
— София.
“Не подходи ко мне”.
— София.
***
Проснулась, потому что кто-то тряс за плечо. Остатки невыплаканных слёз вырывались судорожными всхлипами из груди.
— Это в прошлом, — успокаивал мужской голос. Франко. Да, он. — Это не твоя боль. Чужая. София, посмотри на меня, посмотри вокруг. Ты в спальне, в доме Фредерико. С тобой всё в порядке.
Он сидел на кровати. Спрятать увечные глаза под повязкой успел, но одевался явно впопыхах. Рубашка распахнулась на груди, домашние штаны еле держались на бёдрах.
— Я кричала во сне?