Жена смотрителя зоопарка

Через гетто проходило пять трамвайных маршрутов, трамваи останавливались в воротах на каждой стороне, и, когда они притормаживали на крутом повороте, можно было спрыгнуть или забросить мешок кому-то из пассажиров. Для этого требовалось подкупить и кондуктора, и польского полицейского, сопровождавшего вагон, – обычная такса составляла два злотых, – а потом молиться, чтобы польские пассажиры не выдали. В дальних углах еврейского кладбища, расположенного на территории гетто, контрабандисты иногда перелезали через ограду и оказывались на прилегающем к еврейскому христианском кладбище. Некоторые вызывались добровольцами в рабочие отряды, которые выходили и возвращались в гетто каждый день, а затем подкупали часового на воротах, чтобы он неправильно сосчитал рабочих. Множество сговорчивых полицейских, немецких и польских, охраняли ворота гетто, всегда готовые получить взятку, а некоторые помогали даже бесплатно, из одной лишь порядочности.

В гетто существовало подполье и в прямом значении этого слова – укрытия и проходы, кое-где оборудованные туалетами и электричеством, с маршрутами, проложенными между и под домами. Эти маршруты вели к путям, по которым можно было бежать, например протиснувшись в дыру, прорубленную в кирпичной стене, или пройдя по канализации, лабиринты которой неизбежно выводили в рукотворные убежища на арийской стороне (диаметр сточных труб был всего три-четыре фута, и зловоние там стояло чудовищное). Некоторые убегали, прицепившись к днищу повозок, которые регулярно вывозили из гетто мусорные баки, – их возницы часто контрабандой привозили еду или «забывали» в гетто старую лошадь. Те, у кого хватало денег, могли исчезнуть в частной «скорой помощи» или в катафалке, везущем якобы принявших христианство на христианские кладбища, при условии что часовые были подкуплены и не обыскивали некоторые грузовики и фургоны. Каждый побег требовал по меньшей мере полдюжины документов и постоянной перемены укрытий, в среднем семь с половиной домов; и неудивительного, что между 1942 и 1943 годом подполье напечатало пятьдесят тысяч документов.

Из-за того что стена извивалась, передняя часть здания, где жил Циглер, выходила на арийскую сторону города, тогда как редко использовавшаяся дверь черного хода открывалась прямо в гетто. В соседнем доме были размещены на карантин жертвы тифа, а на другой стороне улицы стояла мрачная трехэтажная школа из кирпича, которую отдали под детскую больницу. В отличие от остальных ворот, эти не охраняла полиция вермахта, гестапо или хотя бы польские полицейские, сидел только сторож, открывавший дверь для служащих, поэтому Яну этот путь в гетто и обратно представлялся на редкость доступным. Этот дом был не единственным, где одна дверь выходила на арийскую сторону, а другая – в гетто. Удобным перекрестком для встречи евреев и поляков было, например, здание районного суда на Лесной улице, черный ход которого открывался в узкий переулок, выводивший к площади Мировски на арийской стороне. Люди смешивались в коридорах, шепотом обменивались новостями, продавали драгоценности, встречались с друзьями, тайком передавали еду и письма – все это под предлогом присутствия на судебном заседании. Подкупленные охранники и полицейские смотрели в сторону, когда евреи убегали, особенно дети, вплоть до августа 1942 года, когда после перераспределения территорий здание суда оказалось за пределами гетто.

Была еще аптека на улице Длуга (Долгая) с выходами на обе стороны стены, и можно было уговорить аптекаря пропустить любого на нужную сторону, если тот мог назвать убедительную причину, а также несколько муниципальных зданий, через которые охранники за несколько злотых иногда позволяли пройти.

Когда лимузин Циглера прибыл на Лесную, дом восемьдесят, к трудовому бюро, водитель нажал на клаксон, охранник распахнул ворота, машина въехала во двор, и Циглер с Яном вышли. Это скучное строение было спасательной станцией для евреев, имевших трудовые карточки, которые позволяли им работать на заводах вермахта в гетто и избежать депортации.