Жена смотрителя зоопарка

Замешкавшись у входной двери, Ян громко и многословно поблагодарил Циглера, и, хотя того удивил неожиданно официальный тон, Циглер вежливо выслушал Яна, причем все это время сторож не сводил с них глаз. Ян растянул сцену, говоря по большей части по-немецки, вставляя кое-где польские слова, и под конец спросил уже начавшего терять терпение Циглера, может ли он пользоваться этим входом в будущем, если у него вдруг возникнут какие-то проблемы с коллекцией жуков или будет необходимость в консультации. Циглер сказал охраннику, чтобы тот пропускал Яна, когда Яну будет угодно. После чего мужчины вошли, и Циглер показал Яну дорогу в свой офис на верхнем этаже, а заодно провел его по зданию, указав на другую лестницу, которая вела к двери в гетто. Вместо того чтобы сразу выйти в гетто и отправиться к Тененбауму, Ян счел за лучшее сначала пройтись по пыльным кабинетам и узким коридорам трудового бюро, где предусмотрительно поздоровался со всеми, с кем только возможно. Затем он снова спустился по лестнице и командным тоном приказал охраннику открыть передние ворота. Он привлек к себе максимум внимания, создав впечатление громогласного, напыщенного, самодовольного чиновника, рассудив, что таким образом охранник его точно запомнит.

Через два дня Ян вернулся, тем же грубоватым тоном потребовал, чтобы ему открыли ворота, и охранник повиновался, жестом пригласив войти. На этот раз Ян направился к лестнице черного хода, вышел из здания в гетто, навестил несколько друзей, в том числе и Тененбаума, и рассказал о любопытных событиях, к которым оказался причастен Циглер.

Тененбаум пояснил, что у Циглера большие проблемы с зубами и он постоянный пациент доктора Лони; Циглер нашел в ее лице не только великолепного дантиста – все сложное дорогостоящее лечение не стоило ему ничего. (У нее либо действительно не было выбора, либо она сама предложила ему бесплатные услуги, чтобы сникать его расположение.) Мужчины договорились, что будут эксплуатировать страсть Циглера к энтомологии как можно дольше, и обсудили дела подполья. Тененбаум теперь был директором подпольной еврейской гимназии, и хотя Ян предлагал вытащить его из гетто, Тененбаум отказался, уверенный, что ему и его семье в стенах гетто будет легче выжить.

В общем, Ян подружился с Циглером, навещал его на работе, время от времени заходил вместе с ним к Тененбауму, чтобы поговорить о насекомых. Со временем окружающие стали считать его товарищем Циглера, человеком, который находится на короткой ноге с начальником трудового бюро, что упростило ему путь через ворота, и он часто приходил один, чтобы пронести еды многочисленным друзьям. Время от времени он давал охраннику небольшие чаевые, что было традицией, однако не слишком много и не слишком часто, чтобы не возникало подозрений.

Наконец настал тот день, когда ему показалось, что пора использовать ворота по назначению, которое он предполагал с самого начала, – на этот раз он вышел в сопровождении элегантно одетого и хорошо проинструктированного мужчины. Как и всегда, Ян потребовал, чтобы охранник открыл ворота, и они с «коллегой» вышли на свободу.

Расхрабрившись после первого успеха, Ян помог выйти еще пятерым, прежде чем у охранника зародились подозрения. Как писала Антонина, охранник сказал Яну:

– Вас я знаю, но кто это с вами?

Ян притворно оскорбился и, «метнув из глаз молнии», закричал:

– Я же сказал, что этот человек со мной!

Струхнувший охранник сумел лишь пробормотать:

– Я знаю, что вы можете входить и выходить, когда угодно, но личность этого господина мне неизвестна.

Любая мелочь была опасна. Один лишь проблеск вины, одно неверное слово, слишком сильный нажим – и охранник мог бы догадаться, что на кону не просто оскорбленное самолюбие, мог перекрыть ценнейший канал между гетто и арийской частью города. Быстро сунув руку в карман, Ян небрежно бросил охраннику:

– Ах, вот вы о чем. Разумеется, у этого человека есть разрешение.

И с этими словами показал свой собственный пропуск в гетто, желтое разрешение, какое получали только германские граждане, этнические немцы, а также поляки без примеси еврейской крови. Поскольку сам Ян был вне подозрений, показывать два пропуска не было нужды. Озадаченный охранник смущенно умолк. Тогда Ян благодушно пожал ему руку, улыбнулся и проговорил серьезно:

– Не волнуйтесь. Я никогда не нарушаю закона.

Отныне Ян без всяких проблем выводил из гетто евреев с арийской внешностью, но, к сожалению, охранник был не единственной угрозой. Любой чиновник из трудового бюро мог оказаться рядом, когда Ян с так называемым коллегой выходили наружу, и перекрыть им путь. Протаскивать беглецов мимо немецких солдат, стоявших на территории зоопарка, тоже было проблематично, но тут Жабинские использовали два приема, которые выручали их на протяжении всей войны: «гостей» прятали либо в пустых комнатах на вилле, либо в старых клетках, сараях и вольерах.