Жена смотрителя зоопарка

К концу июня 1943 года Ян и Антонина убедились, что никто не донес на них в гестапо, и снова с энтузиазмом начали принимать «гостей». Янина прислала им одну свою юную приятельницу, Анелю Добруцкую, которая обладала «хорошей внешностью», как говорили местные, имея в виду, что у нее арийские черты лица, поэтому она могла работать днем, продавая на улице хлеб и слойки, и ночевала у одной эксцентричной пожилой дамы. Антонине понравилась живая девушка с темными волосами, синими глазами и характером одновременно «добродушным и шаловливым». Приехав в Варшаву из бедной деревни, Анеля делала все, чтобы накопить денег на учебу в Львовском университете. Ее настоящее имя было Рахеля Ауэрбах, однако этот факт канул в недра подполья, где растворялись удостоверения личности, а люди при необходимости обретали новые имена, новую внешность и получали задания.

Польская эмигрантка Эва Хоффман трогательно рассказывает, что она пережила психологическое потрясение, лишившись своего имени: «Не произошло ничего особенного, всего лишь небольшой сейсмический сдвиг в голове. Наши имена изменились и немного отдалились от нас, однако в образовавшуюся трещину влез громадный злой дух абстракции». Внезапно ее имя и имя ее сестры перестали существовать, хотя «они были такой же неотъемлемой частью нас, как наши глаза или руки». А новые имена оказались «идентификационными ярлыками, бездушными вывесками, указующими на объекты, некогда бывшие моей сестрой и мною. Мы словно находимся в комнате, полной незнакомых лиц, с именами, сделавшими нас чужими для нас самих».

Анеле повезло выбраться из гетто до того, как наступили худшие времена; и она посвятила себя сбору еды для умирающих с голоду людей, работе в госпитале и в библиотеке, кроме того, она принадлежала к небольшому числу избранных, кто знал тайну молочных бидонов. В той секции гетто, где располагались мастерские Восточногерманских строительных частей – OBW (Ostdeutsche Bauwerkstütte), немцы узаконили столярный цех, обязав его прежних хозяев-евреев продолжать работу в обычном режиме. Один из братьев – владельцев мастерской, Александр Ландау, был участником подполья, и он нанимал на работу многих его членов, выдавая их за квалифицированных мастеров, хотя не всегда удавалось скрыть отсутствие у тех даже элементарных навыков. Столярная мастерская Холманна, расположенная на Новолипковой улице, 68, тоже нанимала на работу якобы плотников, а дома, выделенные для них, стали центром Еврейской боевой организации. Вместе эти две мастерские, нанимая на работу множество людей, спасали их от депортации, прятали в своих домах беглецов, предоставляли место для школы и плацдарм для многих видов деятельности подполья.

Всего через месяц с начала оккупации Польши историк Рингельблюм задумал создание архива, понимая, что все происходящее не имеет прецедента в истории человечества и кто-то должен тщательно задокументировать факты, оставить свидетельства невыразимых страданий и жестокости. Анеля помогала Рингельблюму с архивами, хотя первой документы прочитывала Янина и временно прятала их под обивкой большого кресла у себя в кабинете. После чего секретная группа активистов под кодовым названием «Онег Шабат» (потому что они встречались по субботам) прятала документы в коробках и молочных бидонах в подвале мастерской Холманна. В 1946 году, прочесывая руины гетто, выжившие нашли все молочные бидоны, кроме одного, наполненные живыми, подробными отчетами на идиш, польском и иврите, которые теперь находятся в Еврейском институте Варшавы.

В какой-то момент Анеля привела на виллу свою подругу Геню (Евгению Силкес), которая занималась в гетто организацией подпольных школ, сражалась в армии подполья и помогала разрабатывать планы восстания в гетто. В конце концов ее схватили и заставили сесть в поезд на Треблинку, но они с мужем спрыгнули с поезда под Отвоком, когда он замедлил ход на разъезде, пропуская другой поезд (в некоторых вагонах имелись небольшие окошки, забранные колючей проволокой, которую можно было разрезать, и двери, которые можно было выбить). В послевоенном интервью в Лондоне Геня вспоминала, что было после прыжка:

«Я была смертельно уставшая и голодная, но так боялась, что не подходила к домам… Я не смогла найти мужа и очень медленно по проселочным дорогам отправилась в Люблин. Через два дня я решила вернуться в Варшаву. Я шла вместе с фабричными рабочими и рано утром добралась до Старого города. Моя двоюродная сестра, которая была замужем за поляком, пряталась у пани Ковальской. Я пошла к ней. Меня встретили, словно привидение из другого мира, покормили, отправили мыться и уложили в кровать. Через несколько дней, когда я снова была на ногах, мне подобрали одежду, и я отправилась на Медовую улицу, в дом номер один, к Янине Бухгольц из „Жеготы“. Там я получила документы и деньги. Позже муж моей кузины подыскал для меня комнату на Холодной улице в квартире польского полицейского. Обо всех этих людях, которые мне помогали, я могу говорить только с величайшим восхищением и любовью»[83].