Когда в квартире полицейского стало небезопасно, Янина привела ее в зоопарк, где она официально поселилась в качестве портнихи Антонины, занимаясь починкой одежды, а позже, когда Антонина забеременела, шила детские вещи и подрубала пеленки. Рослая, с арийской внешностью, маленьким вздернутым носиком, она запросто могла бы сойти за польку, только почти не говорила по-польски, поэтому на публике притворялась немой или же эстонкой, как и значилось в ее фальшивых документах. Выдавая себя за немую, она влилась в ряды других людей с сильным акцентом, которые, не роняя ни единого слова, перемещались по городу.
Глава двадцать девятая
Вскоре после того, как поблекли голубые подснежники, во влажной тени старых деревьев проросли пучки черемши; их крошечные белые цветочки источали сладкий неуловимый аромат, который с наступлением сумерек входил в открытые окна, а листья поднимались на два фута в высоту, борясь за свет. Некоторые крестьяне пасли овец в чесночных зарослях, чтобы мясо приобрело аромат, а другие сокрушались, когда коровы по ошибке забредали туда и наедались черемши, портившей вкус молока. Местные жители использовали черемшу в омолаживающих снадобьях и компрессах от высокой температуры, для оживления затухающей страсти, подсушивания прыщей, улучшения работы сердца или облегчения сухого кашля. Луковицы толкли и готовили. Варили суп с черемшой.
«Зоопарк тонул в теплой майской ночи, – писала Антонина в своем дневнике. – Деревья и кусты, дом и терраса плавали в блеклом аквамарине, в холодном и бесстрастном свете луны. Ветки сирени низко свисали под тяжестью бледных цветочных гроздьев. Острые геометрические контуры дорожек были подчеркнуты длинными черными тенями. Соловьи снова и снова заводили свою весеннюю песнь, одурманенные звуками собственного голоса».
Обитатели виллы сидели, слушая фортепьянный концерт в исполнении Ли́сника, забыв о времени и реальности в мире, освещенном свечами, и созвездия звуков парили в темноте. «Тихая романтическая ночь полнилась бурными аккордами этюда Шопена до минор. Музыка говорила нам о сожалении, страхе и ужасе, проплывая по комнате и исчезая в открытом окне», – вспоминала Антонина.
Неожиданно она услышала негромкий таинственный шорох, который доносился со стороны клумбы высоких мальв под окном; на этот посторонний звук между нотами, кажется, обратила внимание только она. Когда закричала сова, прогоняя кого-то от гнезда с птенцами, Антонина поняла значение этого знака и незаметно шепнула Яну пойти посмотреть, что там. Снова появившись в дверном проеме, он жестом поманил ее к себе.
– Мне нужен ключ от Фазаньего дома, – шепотом проговорил он.
У нее как у хозяйки хранились все ключи, а их было немало: от дверей виллы, от зоопарковских построек, ключи от дверей, которых больше не было, и ключи, которые не представляли никакого интереса, однако выбросить их было невозможно. Этот ключ находился легко, потому что им часто пользовались, – Фазаний дом отпирался обычно с появлением новых «гостей».
Беззвучно задавая вопрос одним только взглядом, Антонина дала Яну ключ, и они вышли вместе – тут же в кусты нырнули двое парней. Ян шепотом объяснил, что это участники ячейки подполья, которая занимается диверсиями; они поджигали немецкие бензовозы, и теперь им необходимо залечь на дно. Молодым людям посоветовали бежать в зоопарк – Ян, не предупредив Антонину, дожидался их весь вечер, все больше и больше волнуясь. Узнав хозяев, ребята неожиданно вышли к ним.
– Мы несколько часов прятались в кустах под домом, потому что все время слышали немецкую речь, – сказал один парнишка.
Ян пояснил, что чудесная погода не оставляет равнодушными и немецких полицейских, которые подолгу гуляют в зоопарке, а некоторые ушли всего минут двадцать назад. Теперь, когда горизонт расчистился, пора было спешить в Фазаний дом. Поскольку фазаны были деликатесом, название «Фазаний дом» показалось юношам весьма импозантным, и один из них пошутил:
– Значит, притворимся, что мы редкие птицы, пан лейтенант?
– Не ждите ничего особенного, – предупредил Ян. – Это не роскошная квартира для длительного пребывания. Сейчас там живут одни лишь кролики. Вольер рядом с нашим домом, и мы сможем присматривать за вами и приносить еду. Но я обязан напомнить: с наступлением утра вам придется быть немыми как могила! – Он строго добавил: – Не разговаривать и не курить! Чтобы ни звука! Это понятно?
– Понятно, пан лейтенант, – ответили они.
Воцарилась глухая тишина, какая бывает иногда спокойной, безлунной ночью. Единственным звуком, донесшимся до Антонины, было звяканье ключа в замке, спрятанном под лозами дикого винограда, которым был увит Фазаний дом.
На следующее утро, когда Рысь вывел Вицека в сад и направился к птичьему вольеру, Антонина видела, как он остановился, чтобы погладить длинные уши Вицека, и сказал:
– Ну, готовься, старина! Мы идем в Фазаний дом! Так что помни: не шуметь!
Он прижал палец к губам, сказав «тсс!». Они вместе двинулись к небольшой деревянной постройке, Вицек скакал за Рысем по пятам.