Жена Тони

Под навесом кафе «Юнион-сквер» стоял какой-то пожилой мужчина. В последний раз затянувшись сигаретой, он затушил ее в латунной пепельнице. Чичи прищурилась, пытаясь его разглядеть.

– Чич?

– Здравствуй, Саверио.

Чичи подошла поближе, чтобы хорошенько на него посмотреть. Он больше не носил накладку из волос и был одет в темно-синий костюм с ярко-розовым итальянским галстуком и рубашку в сине-белую полоску. Несколько недель назад она посылала ему на подпись документы, но он их не вернул.

– Как я поняла, ты разводишься с мисс Кропп?

– Джинджер. Можешь называть ее Джинджер.

– Я предпочитаю называть ее мисс Кропп. Ты мог бы, по крайней мере, подписать бумаги.

Чичи мысленно порадовалась, что накрасила губы, перед тем как вышла из офиса, и что сделала укладку этим утром. Темно-зеленый костюм из ткани букле освежали латунные пуговицы, ансамбль дополняли элегантная сумочка и черные замшевые туфли-лодочки. Ей нравилось одеваться в цвет денег – разве не она же их и заработала?

– Ты хорошо выглядишь, – сказал он ей вслед.

Она обернулась:

– Не трудись придумывать комплименты. Я предпочитаю честность. Мне кажется, я заслуживаю этой любезности.

– Но ты и правда хорошо выглядишь, – смущенно пробормотал он.

– Да уж получше тебя.

– Это жестоко.

– Знаешь, что жестоко, Сав? Выследить меня в Италии, куда я поехала похоронить сына, соблазнить меня, сказать, что хочешь снова на мне жениться, а потом вернуться домой и расписаться с ровесницей твоей внучки. Причем вместо того, чтобы честно все сказать, позволить мне узнать об этом из газет. Как ты вообще себя выносишь? Раньше я думала, что каждый раз, когда ты делаешь дурацкий выбор, на тебя находит помутнение, но это было бы слишком просто. Мне надоело о тебе заботиться, исправлять твои катастрофы, позволять твоим детям считать тебя порядочным человеком, защищать тебя перед ними, что бы ни случилось, следить за бухгалтерией, готовить тебе соус с макаронами, когда ты голоден, переживать о мелочах и волноваться по важным вопросам. Когда ты наконец повзрослеешь? Я даже заранее оплатила твои похоронные расходы, сделала надпись на твоем надгробии и выбрала тебе костюм для последнего пути. Я сделала все, что могла, чтобы упростить твою жизнь и облегчить страдания. И в награду за это ты снова и снова причиняешь мне боль. Есть у меня одно объяснение, но оно уже не имеет значения. Каждое утро, просыпаясь, я спрашиваю себя, как я докатилась до такого. Каждое утро, прежде чем поставить вариться кофе и почистить зубы, мне нужно заново убеждать себя, что я заслуживаю этой чашки кофе и этой капли зубной пасты, потому что я провела жизнь, любя мужчину, который ценил меня меньше такой малости. И знаешь, что забавно, Саверио? Ты жив благодаря мне. У тебя есть деньги в кармане, дети и внуки, которые тебя любят, потому что я устроила так, чтобы они тебя любили. На каждый день рождения они получали от тебя открытку, а на каждое Рождество – подарок. Посмотри на меня. Посмотри хорошенько. В следующий раз, когда увидишь меня на Пятой авеню, не окликай меня, будто знаешь, кто я такая, потому что ты понятия об этом не имеешь. Помнишь, ты подарил мне бриллиантовое сердечко, когда сделал предложение? Теперь я все понимаю. Ты дал мне бриллиантовое сердце, потому что у тебя и в мыслях не было отдавать мне свое.

Чичи развернулась и пошла прочь. На улице было шумно, и она не услышала, как Тони позвал ее по имени.

14 Ноябрь 2000 года

Triste[109]

Медсестра открыла окно в больничной палате Тони Армы, и со двора ворвался холодный осенний ветерок. Тони попытался вдохнуть свежий воздух, но у него получалось лишь делать частые неглубокие вдохи.

– Сейчас я закрою, мистер Арма, – сказала медсестра.

– Благодарю вас, этого было достаточно, – помахал рукой Тони.

– Принести вам чего-нибудь выпить, святой отец? – спросила сестра у отца Джо О’Брайена, нового капеллана больницы Святого Викентия, поправляя одеяло Тони.

Священник, молодой ирландец, был всегда готов помочь.

– Благодарю вас, не нужно, – ответил он.

– Верный признак, что твой конец близок, если возраст твоей медсестры, врача и священника вместе взятые все равно меньше твоего, – грустно усмехнулся Тони.

Отец О’Брайен рассмеялся.

– Жаль, что мне не довелось увидеть вас на сцене. Непременно куплю компакт-диск.

– Их несколько. – Тони аккуратно перегнул край простыни через одеяло. – Я так толком и не отошел от дел. Мой импресарио все еще работает. Ее зовут Ли Боумэн. Она последняя в своем роде, падре.

– Можете называть меня Джо.

– Ну что вы, не могу. Меня учили никогда не обращаться к священнику иначе как «святой отец».

– Как угодно.

– Просто воспитание такое, святой отец. А вы откуда родом?

– Из Скрэнтона, штат Пенсильвания.