Жена Тони

– Я там у вас выступал, еще в самом начале. Весна тридцать восьмого, отель «Кейси». Родина Билли Ластига и «Скрэнтонских Сирен». Билли еще подростками нанял Томми и Джимми Дорси, когда они жили в Шенандо, штат Пенсильвания. Все мы тогда были подростками. В зал набивались шахтеры с угольных копей, и я, помнится, говорил себе: «Пой, парень, пой, а не то сам окажешься под землей, ломая породу и собственную спину». Я испытывал к этим людям огромное уважение.

– А кто был вашим любимым певцом? – полюбопытствовал священник.

– Когда я только начинал, лучшим из лучших считался Синатра, естественно. Все мы, прочие, были просто лакеями на запятках его золотой кареты. Вам случалось видеть, как люди бегут за трамваем, запрыгивают на подножку на полном ходу и держатся за поручень что есть сил? Вот такими были мы все. А Синатра состоял в особой категории, сам по себе. Его не касались никакие правила. Никто не смел говорить ему, что делать. Ходили слухи, будто Гарри Джеймс настаивал, чтобы Синатра сменил имя на «Фрэнки Сатин». Синатра отказался. И в этом, святой отец, разница между звездой – истинным солистом – и простофилей, который выводит ноты под моргающей лампочкой в заштатном зальчике в Вегасе. Звезда говорит «нет».

– А что сказали вы? – спросил священник.

– Я был слишком жаден до славы и денег и ради них согласился на все. Просто сделал, что мне велели. И вот так Саверио Армандонада превратился в Тони Арму. В этом имени было что-то от свинга, а еще оно наводило на мысли о порции макарон с соусом – вот что мне тогда сказали. Но я так никогда и не почувствовал себя Тони Армой и не сумел им стать. Это имя ничего для меня не значило, а когда что-то ничего не значит для тебя, то для других оно тоже не будет иметь значения. Когда меня заставили сменить имя, я отрекся от четырех тысяч лет семейной истории – во всяком случае, ощущения были именно такие. Когда у мужчины отнимают имя, вместе с ним уходит и совесть. После подобного ты уже готов на все. Я постарался свыкнуться с этой чужой личиной, но не сумел в нее вжиться.

– Хотите получить прощение, Тони?

– Саверио, святой отец. Я крещен именем Саверио.

– Хотите получить прощение за свои грехи, Саверио?

– Да, святой отец.

– Отпускаю тебе все твои грехи, – произнес священник, благословляя его.

Тони облегченно вздохнул.

– А можно у вас спросить? Это правда, что там для меня приготовлено место?

– В доме Отца моего обителей много[110], – улыбнулся священник.

– Да, но скажите честно, скажите правду, там найдется обитель и для меня?

– Да, найдется.

– А откуда вы знаете наверняка?

– Так обещано.

– То есть это то самое единственное на свете обещание, которое не будет нарушено.

– Саверио, это единственное, что нам гарантировано. Это обещание, данное вам вашим Богом.

Саверио Армандонада заплакал.

– Вам вредно плакать, у вас ведь больные легкие, – сказал священник.

– Честно говоря, падре, от слез мне, кажется, легче. Я будто очищаюсь.

– Тогда плачьте.

Тони утер глаза простыней.

– Я хочу снова увидеть мать.

– Вы ее увидите.

– Она сказала, что будет ждать меня там, но я тогда подумал, что она это говорит, умирая, просто чтобы мне не было страшно, когда пробьет и мой час.

– Возможно – но тем не менее она в это верила.

Тони уставился в пространство.

– Я занимался любовью со множеством женщин, падре.

– Будем каяться или возблагодарим Господа за это? – пошутил священник.

Тони погрозил ему пальцем:

– Как я погляжу, многое изменилось в римско-католической церкви с моего детства. Будь у меня духовник вроде вас, я бы, пожалуй, чаще посещал мессу. Да, я действительно нуждаюсь в прощении. Понимаете, я не ставил тех женщин и их чувства на первое место.

– Похоже, вы и правда раскаиваетесь.

– Я никого не хотел обидеть.

– Большинство из нас обижают других непреднамеренно.

– Собственно, я мало что теперь помню. Забавно получается, правда? Когда ты влюблен, то думаешь, что больше ничего и не требуется, вот оно, бесконечное счастье и удовольствие. А когда все оборачивается плохо, а рано или поздно так происходит всегда, то уже не можешь вспомнить счастливые дни, их будто ластиком стерли. Иногда забываются даже имена, но увидишь, бывало, тот или иной предмет и вспоминаешь о связанной с ним радости: ночнушка, чулок, бархатная ленточка. Щелк! – запустилось воспоминание, и проведенное вдвоем с ней время прокатывается по тебе, как грузовик. Я теперь почти не помню имен. Места и времена – получше. И если они помогают мне вспомнить связанных с ними женщин, это не так уж плохо.

– Думаю, так и есть, – улыбнулся священник.

– Я так ничему и не научился. Ну, может быть, одну вещь я усвоил. На скольких бы женщинах ты ни женился, каждая очередная жена захочет новую кухню. Вот этого я никогда не понимал. Даже когда она не умеет готовить, все равно – подавай ей кухню. А ведь обставить кухню недешево, дороже прочих комнат в доме. На втором месте, пожалуй, ванная. Но женщине непременно требуется собственная кухня.

– Некоторые загадки невозможно разрешить.