Жена в лотерею

Да, это был он в ту ночь на лестнице. Вне всяких сомнений, это был он… И сейчас я могла рассмотреть его во всех подробностях и полюбоваться его величием.

Это был огромный, великолепный, могучий зверь с густой белой шерстью, по которой пробегали золотистые магические искры. Я видела вербэров на картинках в книжке Брианны, они были злобными, они были не такими…

Этот медведь казался живым воплощением благородства.

Он склонил ко мне огромную голову, а я…

Я не отпрянула, не испугалась. Не попыталась отползти.

Я, не отрывая глаз от его глаз, подняла руку и, как во сне, прикоснулась к его мохнатому лбу, всей кожей ощущая теплоту и жесткость густой белой шерсти.

Это прикосновение было лучшим, что я когда-либо испытывала в своей жизни.

Глава 27

В фильмах мне всегда казался отталкивающим момент превращения оборотня обратно в человека. Но Теодор перекинулся как-то быстро и плавно. Только что — могучий огромный зверь — и вот обнаженный мужчина с великолепным рельефным торсом, правда, малость поцарапанным. Из одежды на нем остались только брюки.

Я попыталась подняться, но вновь свалилась на снег, коротко охнув от острой боли в лодыжке. Явный перелом. Или вывих…

Мне почему-то казалось, что с победой Теодора над зомби-медведем метель должна была уняться, но, наоборот, снежная буря и тьма закрутились сильнее.

— Тут действует очень сильная стихийная магия. А мой магический резерв после превращения всегда истощается почти до дна, — покачал головой Теодор, осторожно потрогал мою несчастную неестественно изломанную лодыжку и подхватил меня на руки. — Нужно подождать, пока он восстановится хотя бы на четверть, и прорываться через метель и запутывающие руны. Они тут повсюду понаставлены, да еще и замаскированы. Терпеть не могу эти превращения, особенно когда не по собственной воле.

Он крепко прижал меня к себе и куда-то зашагал, в то время, пока я тихонько офигевала от произошедшего. Все-таки не каждый день узнаешь, что твой муж — гигантский свирепый белый медведище.

Охотничья сторожка была заперта на магический засов, но мы все-таки вошли. Внутри оказалось очень просто, как в деревенском доме. Но оттого даже уютно — грубо сколоченный деревянный стул и стол, топчан, застеленный мягкими шкурами и огромный, почти во всю стену камин. Огонь, который разжег Теодор, быстро наполнил промерзшее нутро сторожки теплом — оранжевые отблески заплясали по стенам.

В тепле и полумраке я сидела на топчане, жевала джерки, которые нашлись тут же, в заботливо оставленных кем-то припасах, и старалась не глазеть на голый торс собственного мужа.

— Ты так на меня смотришь, Цици. Да, я понимаю, знать о том, что я — вербэр, одно, а видеть своими глазами — совсем другое. Я пойму, если ты… — Теодор замолчал. — Я сам долго время не мог принять себя таким. Твое отвращение мне понятно. Мою одежду разнесло в клочья, а наколдовать себе новую пока что не хватает резерва, поэтому тебе придется потерпеть…

Потерпеть? Отвращение? Да про какое отвращение он говорит? Могучий зверь, к которому я прикоснулась, был самым великолепным на свете!

О, и кстати, он снова перешел на «ты», что очень даже греет душу после этого высокомерно-холодного «вы». Вот только зачем говорит, будто бы я знала, что он — оборотень. Не знала я ничего!

Или… знала не я, а та, настоящая Цицинателла? Тогда, в ту кратковременную нашу встречу через портрет, Нутелла упомянула о «травме» Теодора. Вот только какая же это «травма»?

Я ведь люблю медведей, обожаю медведей, да я просто тащусь от медведей!

А на оголенный торс Теодора Рутланда я бы всю жизнь смотрела…

— Предположим, я об этом… запамятовала… — осторожно начала.

— Запамятовала? Ты запамятовала о том, чем меня шантажировала, чтобы женить на себе? — Теодор горько усмехнулся и покачал головой. — О том, как грозила, что расскажешь королю, что я стал оборотнем, и он приговорит меня к казни? Его Величество до смерти боится вербэров, это всем известно. Знаешь, я убить тебя был готов за этот шантаж. Я принял решение взять тебя в жены… Я и так собирался это сделать. Но это был грязный ход. По-настоящему грязный, Цици. Так что ничего человеческого я от тебя после этого не ждал, но ты меня поразила. Я не могу поверить, что это притворство. Что ты притворяешься. Ты до и после нашей свадьбы — как будто два разных человека. Две разных девушки. И к той, второй девушке, я испытываю чувства, которых, как я полагал, больше не буду испытывать ни к кому и никогда.

Он присел ближе, около моих ног — внушительный, широкоплечий, с мужественной фигурой, четким благородным лицом. Внимательно глядел на меня своими медово-карими глазами.

Мне хотелось закричать правду, но вместо этого я тихо спросила:

— Как ты им стал… Этим оборотнем-медведем, вербэром?

— Зачем спрашиваешь? Если знаешь ответ…

Я прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

— Ты стал им пять лет назад, в Трентоне, в ту ночь, когда погибла твоя жена, — едва слышно сказала я и распахнула ресницы. — Когда на вас напала стая вербэров. Они почти растерзали тебя в клочья, но ты выжил. Потому что сам стал одним из них.