Сказав, тут же об этом пожалела. Это была та тема, о которой я не хотела думать и которую избегала обсуждать — особенно с Олдером. Наши отношения изначально были несколько странными, зигзагообразными, сопряженными с соревнованием и адреналином. До встречи с ним я точно знала, чего хочу: победить в играх, получить свободу вместе с солидной суммой, передать обязанности главы гильдии надежному магу и уехать путешествовать, беря разнообразные заказы.
Теперь изменилось если не все, то очень многое. Я по-прежнему была тверда в намерении победить и отстоять право на независимость, но каждый раз, думая об этом, невольно возвращалась к Олдеру.
А что будет, если победу одержит он? Представляя такую ситуацию, я даже в своих чувствах разобраться не могла. Что бы я испытала — разочарование, злость, глубокую досаду? Или что-то противоположное — немыслимое, совершенно нелогичное и неуместное…
— Мы не можем знать точно, каким будет будущее, — вернуло меня к реальности. — Но можем строить его в настоящем.
— Знаешь, — я посмотрела куда-то в сторону и озвучила то, что очень долго боялась признать: — В одном я уверена точно. Если исключить меня из списка участников, то победы я бы желала тебе.
Повисла вязкая тишина.
Пристальный, внимательный взгляд я вновь чувствовала на себе, как если бы он был осязаем. От него, от вырвавшегося признания, от соприкасающихся кончиков пальцев вскипела кровь — прилила к щекам и набатом застучала в висках.
— Твое желание будет исполнено, — пообещал Олдер.
— Не обольщайся, — я заставила себя вновь на него посмотреть. — В этих играх я болею за себя.
— Уверена? — его настроение неуловимо изменилось, голос приобрел вкрадчивый, обволакивающий окрас.
Это был нужный момент. Момент, в который хочется послать к чертям все разговоры, рассуждения и мысли. Рогато-хвостатый обитатель моего плеча подталкивал вперед, подкидывал дров в разгорающийся костер, пробуждал мою неизведанную сладостно-темную сторону.
Уверенная в себе, в своей привлекательности, я на миг опустила глаза. А когда подняла, словно стала кем-то другим. Ухмыльнувшись, намерено прикусила губу, помня, какая в прошлый раз последовала за этим реакция. Приподнявшись на носочки, запрокинула голову, обвила руками шею Олдера и прильнула к нему всем телом. Его лицо осталось непроницаемым, но в карих глазах таяло золото.
— Любишь искушать, Олдер Дирр? — прошептала я ему в губы. — А что, если искушают тебя?
В голову ударила пьянящая волна, внутренний огонь бушевал, взрываясь фейерверками. Накрыло шальное ощущение вседозволенности, разрушенных рамок, из которых я позволила себе вырваться.
Не закрывая глаз, я поцеловала его — легко, едва-едва касаясь, с вызывающей улыбкой во взгляде. Запустила пальцы в густые волосы, другой рукой расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и дотронулась до ритмично бьющейся жилки. Ощутив, что он намеревается ответить, тут же чуть отстранилась, чтобы в следующий миг прильнуть к нему снова, поцеловать смелее и все так же глядя в глаза. Мне нравилось в нем все — источаемая сила, перемешенная с уверенностью опасность, терпкий аромат сандала, каждую ночь пробирающийся в мои сны.
Целовать его, купаться в расплавленном золоте глаз, слышать биение сердца, чувствовать тепло сильного, точно высеченного из камня тела, было упоительно.
Выдержка Олдера поражала. В какой-то момент мелькнула мысль, что он на самом деле остается безучастным, но только об этом подумала, как он глухо рыкнул:
— Чертовка…
Под его ответным напором я превратилась в комок обнаженных нервов, перестала воспринимать окружающий мир и полностью растворилась в бешеном, кружащем голову калейдоскопе. Внутренний огонь неистовствовал — горели под жалящими поцелуями губы, горела кожа, сердце. Встречая равный по силе огонь, горела вся я…
Вынырнуть из темной пучины заставил звон, который я далеко не сразу расслышала. Реальность ворвалась нежданной, безжалостной, отрезвившей и напомнившей, где мы находимся.
— Сломаю к гартахам эту систему оповещения, — хрипло проговорил Олдер, и только в этот момент я обнаружила себя, сидящей на столе.
— Я тебе помогу, — призвав все жалкие остатки самоконтроля, пообещала ему.
Гартахов звон повторился, вынудив нехотя спрыгнуть со стола, оправить платье и подавить разочарованный вздох.
Цель была достигнута: на арену Олдер выходил, думая вовсе не о бое. Но, кажется, я от этого страдала не меньше, чем он сам.
Сидеть в первом ряду центральной трибуны, да еще и занимая привилегированное место, было, мягко говоря, странно. Прежде у меня не было ни возможности, ни желания наблюдать за происходящим на арене с этого ракурса, но сейчас я не могла не признать, что это полезно. Во-первых, я, наконец, по достоинству оценила весь шик организации и спецэффектов, а, во-вторых, благодаря гигантскому экрану смогла рассмотреть тактику боя других участников вблизи. Крупный план позволял видеть каждое движение, каждую крупицу используемой магии, которые я старательно подмечала.