Жена воина, или Любовь на выживание

— Тогда действуй, а отпускать мне его не хочется. — И я накрыла ладонь Ара второй рукой.

Дальше все было как во сне. Мама начала петь колыбельную, самую обычную колыбельную, которую всегда пела для меня — я знала все слова наизусть. И она пела и пела, держа клочок ткани с рисунком и размахивая им в такт мелодии. И тень, та самая серая и призрачная, как змея, раскачивалась следом, не в силах оторвать взгляд от рисунка. Мама пела долго, все повторяя и повторяя мелодию, пока движения тени и маминой ладони не стали абсолютно синхронны — вот тогда мама перестала раскачивать ткань, а тень раскачиваться продолжала. Как маятник. Мама же продолжала петь, но скорее для себя, чтобы не сбиться с темпа. И вот так вот напевая, она взяла пистолет для нанесения татуировок и доделала рисунок на плече Аравана. Брат, уже сонный, дернулся от боли, но из состояния дремы не вышел.

Затем вновь ткань с рисунком оказалась в маминой руке, и раскачивания мама продолжила. Еще некоторое время мелодия лилась непрерывно, а затем левой рукой мама достала зажигалку.

— Готовься, — на секунду прервав пение, сказала она.

Щелчок. Огонь вспыхнул и в мгновение поглотил ткань, а дальше… Тень завыла! Мама продолжала петь, закрыв глаза и обняв плечи руками, а серая тень металась, словно тряпка на ветру, и выла! Натурально выла, я слышала!

— Не бойся, тебе вреда он не причинит, — сказала мама и перестала петь.

Вой! Отчаянный дикий вой, от которого волосы поднимались дыбом! А в следующую секунду тень рванула к нам.

Рванула, чтобы застыть — потому что путь ей преградила тень с синими глазами! Призрак! Призрак самого капитана. И когда тень, сжавшись, отпрянула, призрак капитана корабля медленно повернул голову и посмотрел мне в глаза! Прямо в глаза… Я испуганно обернулась к маме, но она сидела зажмурившись и отсчитывала секунды. Она думала, что все идет как надо, а я точно видела, что нет!

А затем тень плавно двинулась ко мне…

И я, конечно, смелая, но заорала будь здоров как! И от страха закрыла глаза и прижалась к Ару…

Свет…

Тоннель…

Свет становится ярче…

Мне больно! Мне так больно, словно голова сломана… Кто-то подхватывает… Я слышу: «Мой сын!» — неприятный голос, и мир весь подернут дымкой и перевернут… Тоннель… я ускоряюсь, бегу и падаю на траву… синюю. Начинаю плакать и звать маму… Мамы нет, папа сказал, что ее больше нет с нами… Тоннель… ночь. Я в углу треугольной комнаты, прижав колени к подбородку, тихо плачу… Мама не придет, и папа тоже… Их больше нет… Я остался один, совсем один… Тоннель… свет… я слушаю речь, глядя в синее небо. На мне большая ответственность, но я справлюсь, я капитан! Я был лучшим с рождения, я знаю все о кораблях, у меня полный стол наград! Да, я достоин высокой чести, я не подведу свой клан. Тоннель… я ускоряюсь… Все быстрее и быстрее… Я бегу, сажусь за пульт, проверяю данные и понимаю — ошибка! Кто-то намеренно ввел не те данные! Я не успеваю, не успеваю! Надежды нет! Нет! Зачем? Зачем?! Нет, никто на корабле не мог так поступить! Значит, я, моя вина. Я виновен! Взрыв! И ревущее пламя поглощает меня!

— Мама!!! — Я заорала так, что горло охрипло.

Дернулась, открыла глаза и встретилась с потрясенным взглядом Аравана.

— Ты видела? — шепотом спросил он.

И я поняла, что только что просмотрела чужую жизнь вместе с Аром! Не просто чужую — жизнь капитана этого корабля! Да я умерла вместе с ним!

Каюсь, последующие минут десять я позорно ревела в объятиях брата, сквозь слезы и сопли пытаясь объяснить маме, что капитан ни в чем не виноват, вовсе не виноват, кто-то ввел другие данные, и я догадываюсь, что это был кто-то, кто попал под влияние шейса. Почему-то объяснить ей все в тот момент для меня было гораздо важнее того, что я только что прожила чужую жизнь, выучила язык таров, могу теперь собрать бомбу покруче и получше, чем те, которые мы изучали в университете, и вообще…

— Он не виноват, мама, — я вытерла слезы, — не виноват, понимаешь? А он столько лет страдает и винит только себя, мам!