Жена врага. Я тебя присвою

Ее разворачивает в другую сторону, и глаза у Чопурии становятся совершенно безумными – черными, огромными, складка у рта становится сильнее. И весь его вид напоминает вид взбесившегося животного.

Я же чувствую только запал от драки. Моя цель находится прямо возле меня, протяни руку – и заверши то, о чем так долго мечтал!

С разбега пинаю его в грудь, и его по инерции относит чуть дальше, но Анжелику он не отпускает.

— Сука! — ругается, но вдруг поворачивается к ней и со всей силы ударяет ребром ладони по лицу. — Решила с этим снежком переспать, дрянь?

Видно, что ей невероятно больно – мотнув головой она сгибается пополам, кашляет, будто хочет выплюнуть легкие, и явно совсем ничего не видит. Чопурия откидывает ее руку и вдруг коленом ударяет в живот.

От увиденного у меня мутнеет перед глазами.

— Бляяять, да ты…— лечу к нему, а у самого внутри все дрожит. От радости и спокойствия не осталось ничего – только невероятная жажда скрутить его так, чтобы он захлебнулся своими кишками.

Краем глаза вижу, как цвета у Анжелики начинают коротить. Скорее всего, он ударил так сильно, что она испытывает сейчас не просто болезненное ощущение – он вложил в удар всю свою ярость, которая может оказаться смертельной.

В кармане его пиджака начинает трезвонить мобильник, и Чопурия откидывает гаджет в сторону, туда, где загибается от боли Анжелика.

— Ах ты, сучонок, — он разминает шею. — Дотронулся до моей жены! А она смела течь под тобой, как сучка! Ну все…

— Да пошел ты!

Сложив руку в кулак, со всего размаха я ударил его в солнечное сплетение. Развернулся раз, другой, и на третий ступней пробил его хренов нос. Тот завыл, но как-то глухо, спрятал лицо под ладонями, но от следующего удара устранился – каким-то невероятным образом нагнулся, подхватил с пола железную кочергу и замахнулся в мою сторону. Почти попал – железо проехало по щеке.

— Да, твоя жена отменно сосет, — с ухмылкой добавляю дров в костер ненависти Чопурии.

— Сука! — Давид подхватывает кочергу и замахивается в ее сторону, бросает, но железо не достигает своей цели. Анжелика быстро отпрыгивает в сторону, к двери, а я перехватываю кочергу в полете. Он хотел ее убить! Гандон!

Замахиваюсь теперь уже я.

И от того, что в глазах этого толстого борова пробегает тень страха, я ощущаю чувство вселенской справедливости. Своими собственными руками вершу возмездие. Справедливость.

У меня перед глазами начинают плясать кровавые мушки – я ударяю ногой Чопурию так, что его туша летит на пол.

Я забью его до смерти.

До последней кости.

Смертельного вздоха.

Дверь в дом быстро открывается, и Анжелика пропадает в темноте двора.

Усмехаюсь.

Чопурия видит предзнаменование смерти в моих глазах – он съеживается и поднимает руку вверх ладонью вперед, будто думает, что сможет защититься от моего личного правосудия.

— Видишь, и твоя сучка сбежала от тебя, — бросаю ему, и замахиваюсь со всей силы.

Пусть мой план пострадал за это время, и Чопурия не успел по полной отведать плодов моей мести, но главное я успел сделать. Он увидел, что теряет все. А сейчас простится с жизнью.

Обрушиваю на мужика кочергу, и вижу, как его белоснежная рубашка окрашивается кровью. Она не красная. В моих глазах она ровно такого же цвета, как и душа Чопурии. Черная.

Замахиваюсь снова.

Опускаю так сильно, как только могу. Слышу треск. Брызги крови летят в разные стороны.

Я отираю лицо – оно все в крови.

— Я заплачу, — кашляет Давид.

Ха, он думает откупиться. От меня! Судьи. Палача. Присяжных в одном лице!

Этому не бывать.

Он будет умываться своей кровью.

До тех пор, пока я не прикажу остановиться всему этому безумию.

Я снова задираю руку вверх, целюсь по косточкам ног – чтобы он испытывал адскую боль.

И вдруг слышу женский визг с улицы.

Чопурия напрягается – он тоже понял, что это Анжелика.

Что…как…я приказал своим людям не трогать девчонку – семья Чопурия принадлежит только мне.

Зрачки Давида расширяются. Анжелика во дворе кричит, и кричит не от страха – такой звук издает детеныш животного, который находится на пороге смерти.

Да блять.

Опускаю кочергу и бросаю взгляд на мужика на полу.

И я…неожиданно для себя делаю выбор.

— Я вернусь. Я еще вернусь.

Он не отвечает - кашляет, и из его рта течет нефть…

Хватаю с пола пистолет Чопурии, быстро выбегаю на улицу и понимаю, что ловушка сработала отлично: бойня идет жесткая и непримиримая.

- Сергей, тут гости не только от Чопурии, - подбегает ко мне один из моих ребят. Глаза его блестят в прорезях балаклавы. - Нужно скорее убираться отсюда, иначе всех нас заметут…

Киваю ему и вижу, что люди Давида решили взять на себя больше полномочий: двое из них тащат Анжелику в джип у дороги, а она извивается и пытается вырваться. Перед глазами взрывается фейерверками цвет. Красный. Синий. Желтый. Бордовый.

Она полыхает цветным пятном в этих сумерках, и единственная из всех ведет себя очень громко. Похоже, что в семье Чопурия не все так гладко, как показано снаружи. Потому что псы не могут поднять руку на хозяйку без разрешения хозяина.

— Далеко собрались?