Жена завоевателя

— Я сказал, что если вы за меня выйдете, то обещаю вам защиту и покровительство, — закончил он без запинки. — Мои люди под стенами вашего замка только ради того, чтобы защитить Эверут. Сейчас опасные времена, Гвин, — продолжал Марк, и лицо его становилось все более серьезным, по мере того как он перестал обращаться к ней официально, опуская ее титул и тем самым придавая своей речи интимный характер. — Теперь, когда ваш отец скончался, появились силы, вступившие в заговор против дома Эверута.

— В самом деле! И вы самый опасный из этих злодеев! Она повернулась к Джону, но беспокойство на его лице обрело теперь характер смятения.

— Миледи, — тихо заговорил Джон. Он взял ее за руку, и в его глазах, ока прочла беспокойство и доброту. — Вам следует взглянуть на вещи по-новому.

Она молча уставилась на дальнюю стену, подавленная ужасной реальностью. Они ей не верили. Они разделяли точку зрения Марка, не зная о его коварных намерениях, а, возможно, верить ему было для них удобнее. Оки считали ее бегство поступком, достойным капризного и импульсивного ребенка, не способного понять собственные желания и мыслить ясно.

Гвин молча повернулась, чтобы позволить Джону увести ее из комнаты.

— Откуда у вас этот плащ, миледи? — Голос Марка хлестнул ее по спине как холодная рука.

Она на мгновение приросла к полу, потом, поспешила вперед, потянув Джона за руку и пытаясь поскорее выйти из комнаты, прежде чем Марк снова задаст опасный вопрос.

— Миледи, откуда у вас этот шерстяной плащ?

— Джон, — обратилась она умоляюще к старому другу, — возможно, я не совсем здорова.

Она сглотнула горькую, как желчь, досаду и уставилась в глаза Джона, полные беспокойства.

— Ночь была тяжелой, и сейчас я хочу отдохнуть.

— Останьтесь, леди, — спокойно приказал Марк. — Я хочу немного поговорить с вами.

— Джон, — в отчаянии взмолилась ока. Марк положил руку ей на плечо:

— Подождите.

Гвин рванулась от него. Она была на опасной грани, готова была вспылить. Ей хотелось наброситься на Марка и рвать его зубами.

Они с Марком испепеляли друг друга взглядами.

— Миледи, — сурово прервал аббат эту безмолвную дуэль. — Лорд Эндшир не только принес нам весть о том, что вы в опасности, за что вы должны быть ему признательны. Он также сообщил нам, что наш король передал опекунство над вами лорду Эндширу, чтобы защитить вас и ваше имущество от посягательств.

Она в недоумении открыла рот.

— Мой король никогда бы этого не сделал! — выкрикнула она.

Гвин стремительно повернулась к Джону:

— Стефан дал обещание отцу, что никогда… никогда не отдаст меня никому без моего согласия!

— У короля Стефана есть и другие подданные, а не только вы, леди Гвиневра, — заметил Марк.

Аббат фыркнул:

— Это детский эгоизм, леди!

Марк продолжал так, будто клирик не произнес ни слова:

— Подданные, о счастье которых он тоже должен заботиться, как, разумеется, и о вашем. — Он улыбнулся. — Что же касается меня, я сделаю все возможное…

Этого не могло быть. Она с трудом сдерживалась. Руки Гвиневры были сжаты в кулаки, лицо пылало.

— И потому, — говорил Марк, — наш король испытывает потребность защитить свои интересы. А именно — Эверут.

— Вы хотели сказать — Эндшир, — выкрикнула она ему в лицо. — Вы солгали ему! Вы солгали моему королю!

— Леди Гвиневра, — попытался обуздать ее аббат.

— Именно так и было, — сказала она, внезапно успокоившись. — Вы продали свою лояльность королю за опекунство надо мной.

Марк отвесил легкий поклон:

— Вы того стоите, миледи.

— Но ведь это окончательно еще не решено, не так ли? — спросила она, обращаясь к Джону.

Тот печально покачал головой.

— Судя по вашим действиям, — заявил аббат, — это следует решить в ближайшем будущем. Мне становится совершенно очевидным, что такого рода опекунство необходимо.

В ушах у Гвиневры зазвенело, и она оперлась на руку Джона, стараясь побороть головокружение и охватившую ее панику.

— Гвин, — пробормотал Джон ободряюще, но его слова едва доносились до нее сквозь звон в ушах: — Может быть, тебе стоит остаться и побеседовать с лордом Марком?

Она провела языком по пересохшим губам. Он начнет ей задавать вопросы, на которые она не сможет ответить. Вопросы о том, где она раздобыла этот плащ, и о том, где провела ночь. И каждый ответ может решить участь Язычника, а каждый отказ — судьбу Эверута.

— Да, Джон. Я останусь. Марк улыбнулся.

Джон вышел, а аббат скользнул за шпалеры, закрывавшие вход в другую комнату, и оставил их вдвоем. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было шуршание одежды удалявшегося аббата по каменным плитам пола. Потом наступила полная тишина. Марк указал на кресло возле полыхавшей жаровни:

— Сядьте, Гвин.

Она мысленно посоветовалась сама с собой и решила, что возражать бессмысленно и бесполезно до идиотизма. Поэтому села.

— Мы все так беспокоились о вас.

— Прекратите, Марк, — огрызнулась она. — Все ушли, и больше дурачить некого.

Он рассмеялся:

— У вас такой характер, что однажды может повлечь за собой вашу смерть.

— Или вашу, — парировала она.

Его смех медленно замер. Он положил руку на подлокотник кресла и наклонился над ней:

— Откуда у вас этот плащ?