Распахивает какую-то дверь. После ярко освещенного коридора тут темно — совершенно ничего видно. Муж еще и дверь захлопнул за собой, правда, тут же нащупал в темноте и крепко обнял.
Как ни странно, Мира не не шарахается и даже не вздрагивает. В крепких и уверенных мужских руках ей неожиданно уютно и комфортно, а его широкая грудь — очень удобная для того, чтобы положить на нее ладони или даже слегка прижаться щекой.
Музыка здесь слышится едва-едва. А темнота дает отдых немного воспаленным блеска и света глазам.
— Ты сказала, что будешь на веранде, Мираэль, — говорит негромко и холодно Аттавио.
— Я замерзла. И вернулась внутрь.
— Ну и где успела подцепить Давида?
Голос мужа звучит угрожающе холодно. Но это не пугает и не нервирует. Вместо этого Мира чувствует неожиданное удовлетворение. Она не ставила себе цель дразнить его. И ничего крамольного и в мыслях не имела. Но реакция Аттавио неожиданно льстит.
— Принц сам подошел. Мы разговорились. Ничего особенного.
Девушка говорит беспечно и просто, чем раздражает мужчину еще больше. Хватка его рук становится жестче и болезненней, и Мира непроизвольно вскрикивает. Но Аттавио и не думает ослаблять ее. Вместо этого поднимает одну руку, безжалостно зарывается в волосы на затылке и тянет назад. Потом наклоняется и тихо выдыхает в губы:
— Он флиртовал с тобой. Тебе понравилось?
— Кому ж не понравится, когда сам принц крови уделяет тебе внимание?
— Ты забываешься!
— Это легко. Когда вокруг столько легкости и вранья, а излюбленная тема — любовники и любовницы, их умения и их способности, то это…
— Соблазняет?
— Обескураживает.
— Ты больше не боишься меня. Смирилась?
— Может быть…
Обнимающая ее рука становится немного легче. А вторая, держащая ее волосы, вдруг начинает мягко массировать подушечками пальцев корни натянутых вверх локонов.
Это… приятно. Мира едва не мурлычет от удовольствия. И неожиданно сама первой подается вперед и вверх, прикасаясь к губам мужа.
Но это не она. Она… не может…
Но Аттавио уже принимает это своеобразное приглашение. И захватывает губы Миры в плен — властный, тягучий и порочный. Скользит языком, проталкивает между ними и вовлекает в умелую и очень возбуждающую игру.
Возмущение начинает бороться внутри Миры с каким-то странным чувственным восторгом. Ей… нравится! Поэтому, вцепившись в лацканы камзола мужа, она выгибается, прижимаясь теснее, и растворяется в этом сладком поцелуе, желая большего…
Чего-то… прежнего. Уже испытанного ею. И потому — знакомого и желанного.
Аттавио снова ведет ее куда-то, не отрываясь от ее расслабленных губ. Ненавязчиво толкает, пока она не упирается о что-то твердое.
Это стол. Мгновение — и она сидит на нем с широко разведенными ногами, а платье и юбки задраны выше колен. Мужские пальцы уже вовсю хозяйничают на ее бедрах — ласкают, оглаживают и властно сжимают. Играются с подвязками чулок и чувствительной кожей на внутренней стороне.
Сейчас темнота играет ему на руку. А еще выпитое Мирой шампанское. И именно у нее — сомнений нет! — срывает тормоза, и это заставляет девушку пойти на поводу и начать вести себя…
Неправильно.
Раскованно.
Порочно.
Когда Аттавио касается пальцами ее лона, она всхлипывает и тут же протяжно стонет. Откидывает назад голову, ускользая от поцелуя, и мужчина прижимается губами к ее шее. Проводит языком. И тут же легонько прикусывает, вырывая из груди девушки очередной стон.
Он толкается пальцем внутрь — аккуратно, но уверенно. Обводит изнутри стеночки и тут же добавляет второй, растягивая. Выскальзывает, чтобы потереть чувствительный бугорок. Давит. Снова трет и щекочет.
Мира шумно выдыхает и крепко обнимает мужа за плечи, пока тот ласкает ее пальцами и губами.
Быстро двигается, даря неописуемое и сладчайшее наслаждение. Подводит к пику — плавно и решительно, продолжая выцеловывать плечи и грудь. Заставляет кричать — снова и снова, пока та не взрывается изнутри искрами, содрогаясь и сжимая ногами мужские бедра.
Хочет ли Аттавио большего? Определенно! Он настроен взять собственную жену прямо сейчас — податливую и отзывчивую, достигшую экстаза настолько быстро, что это кажется неестественным и диким. И уже тянется руками к брюкам, желая сейчас одного — оказаться собственным членом, а не пальцами, в манящей и невозможно тугой глубине, истекающей для него соками.
Но почему-то резко останавливается. То ли из-за вцепившей ногтями в его предплечья жены. То ли из-за посторонних и таких несвоевременных звуков позади.
— Ой! — восклицает кто-то позади, — Тут кто-то есть? Ничего не видно, как же так? Почему хотя бы свечи не зажгли?
В порыве стыда Мира еще сильнее хватает мужа за руки и утыкается лбом куда-то в районе ключиц. И одновременно вздрагивает и задерживает дыхание.
Как же невовремя.
Чудесный и удобный момент упущен. А стоящий спиной к дверям Аттавио просто молчит и не двигается.
Узкая полоска света исчезает — дверь закрывается. Но Мира все равно не дышит, пока мужчина, усмехнувшись, не приказывает:
— Уймись. Ушли уже.