Женаты по договору (СИ)

По крайней мере, она больше не делала попыток оттолкнуть его, отпрянуть и сбежать. Скорее, наоборот. Испробовав с мужем пока только первые уроки чувственного наслаждения, юная графиня вошла во вкус. И таки проявила свою натуру — яркую и сладострастную. В конце концов, несмотря на миниатюрное сложение и кажущуюся юность, она была вполне взрослой и зрелой. И женское тело, видимо, потребовало свое и ожидаемо откликнулась на опытного любовника.

И как же, черт возьми, было снова приятно осознавать, что до Аттавио у нее никого было! Мираэль, несомненно, откликалась на плотское удовольствие, но и одновременно — страшно смущалась. Раскрывала свои объятья — и стыдливо отводила взгляд и закусывала губы при особенно откровенной ласке. Тянулась в ответ — и все же зажималась и возмущенно пыхтела, когда муж делал что-то… этакое…

Например, ласкал ее ртом.

Или ставил на колени и брал сзади.

А еще, положив миниатюрную ручку на свой член, показывал, побуждая к изучению и обучению такой стороне удовольствия.

Или заставлял двигаться самой, сидя верхом, и трогать себя.

Возможно, это оказалось немного чересчур для первого дня, но переступить чопорность и врожденную целомудренность было так соблазнительно и воодушевляюще.

Аттавио сам с головой нырнул в это удовольствие, напрочь позабыв про многочисленные дела, а также жалость к истерзанному им же женскому телу. Да он и сам не ожидал от себя столько молодецкой прыти. Его тянуло к трепетному женскому телу снова и снова и, даже кончив, через какое-то время возбуждался вновь и возобновлял постельную игру.

— Ты невозможен… — иногда говорила ему с придыханием графиня, невозможно прекрасная с расфокусированным и потемневшим от наслаждения взором и высоко вздымающейся грудью.

Или…

— Да… Хорошо как… — сладко протягивала она со стоном, от которого все внутри вибрировало и отзывалось приятной тяжестью. И хотелось еще, и еще…

Эта ее откровенность воодушевляла и вызывала совсем не зрелый трепет. Хотелось увести юную графиню за новую грань, показать, что может быть еще лучше, еще острее, еще слаще…

Да так хотелось, что ему самому по-прежнему было мало. Он заставлял ее звать его по имени, смотреть в глаза, обнимать в ответ своими тонкими и изящными ручками. Прижиматься грудью и распахивать в исступлении бедра, показывая себя настолько откровенно и широко, что нельзя было не восхититься гармонично сложенному телу молодой графини.

И она — его! Его жена! По праву, по закону, по свершившемуся консумированию. И теперь он будет демонстрировать это со всем возможным усердием. Хотя бы — самой Мираэль.

Глава 18. Мята

Последующие пару недель проходят совсем не по тому сценарию, что в своей голове совсем недавно рисовала себе Мираэль. Могла ли она подумать тогда, когда Аттавио Тордуар штормом ворвался в ее налаженную и степенную жизнь в Фэрдере, что все настолько закрутится и повернется? Нет. Что вместо фиктивного брака и холодного, как лед, и равнодушного мужа она получит внимательного к ее хотелкам супруга и страстного до безобразия любовника в одном флаконе? Определенно, нет! Думала ли, что наконец познает плотское наслаждение, далекое от чревоугодия и чего-то еще, и будет изнывать от порочной страсти, сладко стонать от мужского прикосновения и даже, как распутная женщина, нагло требовать продолжения?

Конечно же, нет! Нет!

А еще — ждать внимания и даже простых взглядов, в которых Мира стала с легкостью распознавать даже малейшие оттенки эмоций? Странно, но даже такие мелочи стали важны и необходимы, как воздух.

И это…

Пугало…

Теперь все ночи супруги проводили вместе. Чаще всего — в спальне графа. Гораздо реже — в комнате Миры. Каждую ночь они занимались любовью — иногда долго и неторопливо, пробуя самые разные позы и даже места, иногда — быстро и страстно, с какой-то отчаянной яростью и почти диким остервенением. Так происходило, когда Аттавио оказывался чем-то раздражен или раздосадованный. И хотя мужчина не делился причинами своего настроения, графиня каким-то магическом образом научилась и сама понимать это. К тому же он не вымещал на ней злость таким вот нетривиальным способом — а просто избавлялся таким образом от бурлящих внутри него эмоций.

И она привыкла даже к этому — к удивившей ее в первый раз порывистости и жестокости, когда Аттавио мог с наскока наброситься на ее губы, сжимая в руках ее голову, а потом, воспользовавшись каким-нибудь укромным местечком, прижать к стене и ворваться в неподготовленную и практически сухую глубину.

Но — пару толчков и умелая игра пальцев на клиторе или сосках — она и правда, как мужчина однажды с порочной ухмылкой и прокомментировал, текла для него и отзывалась, как и полагается хорошей любовнице. И, к своему ужасу, получала острое, пусть и несколько болезненное, но удовольствие.