— Да я как тебя увидел… — граф по-звериному проводит носом по душистому виску жены и тут же сжимает через платье женское колено, — Так захотел тебя…
Мираэль слегка нервно смеется. Но ерзает и отклоняется в сторону.
— Мы же только утром занимались… этим, — смущенно шепчет она, — Да и как ты себе это представляешь? Здесь? В карете?
— Шторки видишь, девочка? Успеем…
— Платье помнешь!
— Я аккуратно…
— Аттавио! Нельзя!
— Можно, милая… Мне — можно…
— Аттавио!
Но граф затыкает ее, закрывая рот поцелуем, а рукой — задирая многочисленные и пышные юбки. Ловко пробирается через ворох тканей к промежности… Умело возбуждает и делает влажной… А потом усаживает сверху, и та, позабыв и о стыде, и от приличиях, двигается и скачет, закусив до крови губу, пока не доводит их обоих до пряного и острого пика наслаждения.
После всего, конечно, она недовольно ворчит и морщится, но, пощипывая ее за подбородок и невозможно нежно целуя в искусанные губы, Аттавио все же заставляет ее сознаться.
— Тебе же понравилось, девочка. Ну же, скажи! Понравилось и хочется еще! Ты была такой мокрой и горячей…
— Да! Понравилось! Но это было безрассудно и неприлично, Аттавио! Прическа наверняка растрепалась…
— Не растрепалась, не переживай.
— Платье помялось!
— Не помялось. А будешь еще болтать — пойду на второй заход!
Конечно, после такой угрозы девушка тут же замолкает. И под насмешливым взглядом супруга начинает приводить себя в порядок.
И ей это удается настолько успешно, что никто не может заподозрить ничего крамольного, когда на площади возле центрального входа в Королевский парк их с графом карета останавливается, и она выбирается из нее с помощью услужливо протянутой мужем руки. А тот ее еще и обнимает после — аккуратно и заботливо, будто боится, что она может оступиться после их небольшой и далеко не невинной игры.
А ведь у нее и правда до сих пор ноги немного подрагивают… И ощущения неприятные между бедрами, по которым семя мужчины медленно стекает, пачкая не только кожу, но и ткань чулок…
— Что не так, красавица? — чутко улавливает ее настроение граф, но при этом усмехается коварно и торжествующе, будто ребенок после удавшейся шалости, — Беспокоит что-то?
Глянув на мужа снизу вверх, девушка снова фыркает. Ведь знает тот, что именно ее «беспокоит». Вот и радуется, как дитя малое. Это немного даже забавляет, конечно, но и… в то же время страшно смущает.
Но в какой-то момент Аттавио смурнеет и становится строже.
— Не уходи далеко, — говорит, оглянувшись на возникшего под боком Рико, но обращаясь к жене, — Больше положенного ни с кем не разговаривай. И даже если посланник якобы от короля обратится — сначала мне скажи.
У девушки удивленно распахиваются глаза, и она недоуменно заглядывает в мужнее лицо.
— А тебя-то что беспокоит? Опасаешься потенциальных соперников? Или хочешь заставить волноваться почем зря?
— Как хочешь — так и думай. Но от меня или, в крайнем случае, от Рико — ни на шаг. Поняла?
— Поняла, Аттавио… Не нервничай. А то я ж действительно испугаюсь…
Хватка на ее талии становится жестче и крепче. Но это как раз девушку не смущает. Ей так даже комфортнее — уверенность внушает.
Да и привычно давно стало — идти с мужем рука об руку, бедром к бедру. И пусть благодаря своей близости и объятьям они нарушали всякие нормы приличий… А еще это вызывало и зависть, особенно, по понятным причинам, со стороны дам…
Но какого черта? Мире было уютно и тепло. А значит, она могла справится со всем…
Едва ли Мираэль хорошо понимала, что происходит. Ведь изначально все было нормально и обыденно — как и несколько дней назад, они мирно прогуливались по дорожкам… Иногда останавливались в тени аллеи, чтобы перевести дыхание… угощались закусками и вином, которыми были щедро заставлены расположенные в разных уголках парка столы… Разговаривали со знакомыми… Обсуждали насущные и актуальные вопросы…
Потом встретились с королем и в числе его свиты продолжили неторопливое шествие по парку и аллеям…
Посетили зимний сад… и оранжерею…
Составили даже компанию Его Величеству за общим столом, как будто были его близкими товарищами и соратниками.
Получили весьма щедрый комплимент их такой «примечательной и яркой паре», и Мире даже задали завистливый вопрос о том, каким образом ей получилось заполучить у мадам Дэльфины столь потрясающий наряд.
В целом, все шло спокойно и своим чередом… Степенным и мерным…
Возможно, слишком мерным, оттого никто и отметил вовремя, когда обычная дискуссия превратилась в весьма эмоциональную перепалку.
Которая, в свою очередь, совершенно незаметно перетекла во что-то возмутительно неподобающее.
— Как так получилось, что вы аж пять лет прожили вдали от Игдара? — спрашивает кто-то из присутствующих за столом дам, — Признайтесь — за какие такие прегрешения муж сослал вас в провинцию?
— Все это — досужие домыслы, — негромко отмечает Мишель Барсле, тоже оказавшаяся в этот вечер за одним столом с королем и четой Тордуар — благодаря, разумеется, близкому знакомству с самой графиней.