Женатый мужчина

— Ну, а дочь — она что? — поинтересовалась Клэр.

— Говорят, психопатка, но она может это себе позволить.

— Замужем?

— Нет, — ответил Микки. — И о какой-нибудь связи я тоже не слышал.

— Разве не ее видели с Джонни Теддингтоном? — поинтересовалась Арабелла.

— Всего неделю, — сказал Микки.

— Он-то мне о ней и рассказывал, — заметил Генри.

— А теперь она занялась благотворительностью? — спросила Мэри.

— Она работает в сфере социального обеспечения, — сказал Джон. — На этой почве мы и познакомились.

— Я с ней училась в школе, — бросила Мэри.

— Этого не может быть, — отрезал Микки.

— Почему же?

— Она же совсем молоденькая.

— Вы хотите сказать, что я слишком старая?

— Пауле двадцать пять, никак не больше.

— Ей двадцать восемь, — сказал Джон.

— Вот видите, — улыбнулась Мэри. — Она поступила в школу в тот год, когда я перешла в выпускной класс.

— И вы ее помните? — спросил Джон.

— Прекрасно помню.

— Какой же она была?

— Обыкновенная гадюка.

Глава пятая

Суждение Мэри Масколл о Пауле Джеррард отнюдь не помешало Джону с удовольствием вспоминать об их обеде. На этот раз все было иначе, чем с Джилли, — он считал себя теперь надежно застрахованным от подобных безрассудств. Джон надеялся ввести Паулу в круг своих знакомых, чтобы ее убеждения, взгляды стали для него своего рода противоядием против филистерской косности остальных.

Их разговор тогда в «Пабе Бенуа» подтвердил для него правильность своего решения заняться политикой, и теперь он жалел, что не поговорил с ней об этом. Жаль, если он показался ей самодовольным педантом, человеком неглубоким, ведь, знай она о его чуть ли не еженедельных поездках на северную окраину Лондона, где он целыми вечерами просиживает в пабе с каким-нибудь нудным, но влиятельным лейбористом из избирательного округа Хакни-и-Харингей, она, возможно, отнеслась бы к нему с уважением.

Шли дни. Образ ее тускнел, его вытесняла не только ежедневная рутина на работе, политика, семейные дела, но и денежные проблемы. Несколько месяцев назад он подал лорд-канцлеру прошение о получении звания королевского адвоката. Речь шла не только о престиже, хотя для его лет получение этого звания было бы весьма почетным, и даже не о праве претендовать на высшие судейские должности, но и о том, что клерк смог бы требовать для него более высокие гонорары.

Было, однако, известно, что за получением звания следует временное падение доходов: королевский адвокат должен содержать младшего адвоката. Клиенты предпочтут обращаться к услугам человека, столь же способного, но менее дорогого, и лишь когда Джон Стрикленд, К. А., то есть королевский адвокат, упрочит свое положение в высших эшелонах, можно будет рассчитывать, что доходы его постепенно восстановятся, а затем и перерастут нынешний уровень.

В иных обстоятельствах буквы Ч. П., поставленные после фамилии, вполне удачно соседствовали бы с К. А., ибо у члена парламента немного времени для юридической практики, но сейчас образ жизни Джона Стриклен-да целиком зависел от адвокатского заработка. Если не будет гонораров, как кормить семью и погашать ссуды под два дома? Мелочная экономия вроде домашних, а не ресторанных ужинов положения дел не меняла; скорее всего, если его назначат королевским адвокатом, с коттеджем в Уилтшире придется расстаться.

Джону внушала тревогу и ухудшавшаяся политическая обстановка в стране. К шахтерам и энергетикам, отказавшимся от сверхурочных работ, присоединились железнодорожники, прекратилась доставка угля на электростанции, и ток отключали все чаще. Пассажирские поезда то и дело отменяли, и адвокатам из Суррея и Кента приходилось добираться до города в собственных автомобилях, но бензин по-прежнему был строго лимитирован из-за эмбарго, наложенного на продажу нефти арабскими странами. Знакомые Стриклендов поговаривали о коммунистическом заговоре.

К концу ноября бумаги на Терри Пайка поступили в контору, и клерк передал их Джону. Похоже, против Пайка имелись серьезные улики. «На основании полученной информации» был произведен обыск квартиры в Балэме, которую Терри снимал с другим парнем — Джимми Стоттом. Полиция обнаружила два завязанных узлом дамских чулка-маски, дубинку, налитую свинцом, четыреста пятьдесят фунтов наличными в пятифунтовых банкнотах с номерами, соответствовавшими похищенным из почтового фургона. В ответ на предъявленное обвинение Стотт сказал: «Черт, надо было их обменять». А Пайк: «Кто слегавил?»

Линия защиты Пайка, как предлагал поверенный, должна состоять в том, что чулки, дубинка и деньги были подброшены полицией, а слов, занесенных в протокол, они вообще не говорили. Джон только вздохнул: он по опыту знал — как бы ни были правдоподобны доводы подсудимых, присяжные редко внимают им. По совокупности улик Пайк мог загреметь минимум на семь лет.

Джон решил позвонить Пауле Джеррард и сказать об этом, он уже начал искать ее номер в справочнике, когда раздался телефонный звонок и он услышал ее голос.

— Вы получили дело? — спросила она.

— Да, — сказал он. — Только что его прочел.

— И что вы думаете?

— Надежд немного. Молчание.