Женатый мужчина

– Нет! – выпалила я. – Нет, он никогда мне не говорил, и… ведь тогда я бы тоже знала. Он бы рассказал мне. Я уверена. И все же… он всегда… – Я замялась. «Ненавидел» – слишком уж сильное слово. – Он всегда так настороженно к ним относился. Особенно к матери. И к Арчи тоже. Можно даже сказать, что он им не доверял.

Я вспомнила нашу свадьбу: с какой горячностью он противился их приходу. «Они мне всю жизнь испоганили, – сердито кричал он тогда, – но этот день я им испортить не позволю!» И мы так редко их навещали. Мне приходилось чуть ли не силой его затаскивать… Я вспомнила письмо Роуз, в котором она признавалась мне, что Нед ее оттолкнул в подростковые годы. Что она стала вызывать у него отвращение. Может, он догадался?

– А вы никогда?.. – Я взглянула на Дэвида.

– Нет. Ему я никогда не рассказывал. Было бы несправедливо разлучать его с семьей. Но я всегда следил за его жизнью.

– Вы ему всегда нравились, – искренне проговорила я. – Он вас уважал, Дэвид. Он часто это говорил.

При этих словах что-то промелькнуло на лице Дэвида. Любовь? Или облегчение? Его сын, за взрослением которого он следил, которого наверняка до смерти хотел признать все эти годы… Когда мы только поженились, помню, как он приезжал в Незерби, чтобы познакомиться с нами. Мы тогда были неуклюжей молодой парочкой в побитой машине, с грудным ребенком. Дэвид широко улыбался, жал Неду руку и разливал нам коктейли в библиотеке, и мы оживленно болтали… пока не вошла Роуз, ледяная и безразличная снежная королева. Помню, я тогда подумала: какой добрый человек, как повезло Феллоузам, что у них есть такой друг семьи. Холостяк, который вечно напрашивается к ним в гости. Но теперь все встало на свои места. Они же даже внешне похожи – Дэвид и Нед. Оба небольшого роста, худощавые и красивые. Вот почему Нед и по характеру так мало был похож на Феллоузов, вот откуда у него интеллект и простые, непринужденные манеры. Все это от Дэвида. Я посмотрела на него через стол почти с благодарностью. Я была рада за своих сыновей. Значит, они Мортимеры, а не Феллоузы. Я почувствовала облегчение.

Все мы погрузились в свои мысли, и наступила тишина. Мы думали о лжи, о страсти и любви, обмане и одержимости, которые столько лет обуревали членов этой семьи, чтобы привести вот к такому концу.

– Значит, она вам все рассказала, Дэвид? – наконец спросила Мэйзи.

Он кивнул.

– Да. Когда умирала, в больнице. После того как Гектор и девочки побыли с ней наедине, Арчи пришел за мной. Он не сразу меня нашел, – Дэвид поморщился. – Я был в больничной часовне. Он сказал, что ей недолго осталось и она просила позвать меня. Хотела, чтобы я побыл с ней какое-то время. Никогда не забуду тот взгляд и слезы в его глазах, когда мы стояли друг напротив друга в той церкви: Арчи, с дергающимся лицом, с глазами, вперившимися в сводчатый потолок.

– Думаете, ему было совестно? – спросила я. Дэвид вздохнул.

– Я не знаю. Нет, наверное. Просто он очень грустил. И вот я пошел к ней. – Он замолк, и его рука потянулась к пачке сигарет Лукаса, лежавшей на столе. Я встряхнула ее, и он взял сигарету и закурил. Откинулся на стул и выпустил дым высоко в воздух голубой струйкой. И тут я увидела, что на его глазах тоже слезы. – Я пошел к ней и сел рядом. Погладил ее волосы, как раньше… – Он замолчал; слова давались ему с трудом. Мы потупились и подождали минуту. Потом он откашлялся и спокойно продолжил. – И тут я спросил про пожар, спросил, не хочет ли она мне что-нибудь рассказать. Не причастна ли она к этому. Она знала, что умирает, знала, что война окончена – а она была настоящим воином, я ее за это и полюбил, именно это меня в ней восхищало… Но она понимала, что ее часы сочтены. Поэтому она потянулась, взяла меня за руку и призналась во всем. – Он слабо улыбнулся. – Я не священник, но могу представить, как исповедь действует на людей. Они получают утешение. Я очень на это надеюсь. И перед смертью она просила тебя простить ее, Люси. И у Бога просила прощения. А потом умерла у меня на руках.

Я затаила дыхание, представив Роуз в белой больничной рубашке: всего лишь очередной пациент, старушка, умирающая в объятиях любимого. Седая голова Дэвида склонилась над ее белой головкой, их пальцы сплелись, и на смертном одре она сделала свое признание… Роуз просила отпущения грехов. Просила у меня прощения. Да неужели. За то, что пыталась отобрать у меня моих детей? Я подавила судорожный вздох и стала разглядывать узор на скатерти. Меня захлестнула волна отвращения. Ну уж нет, я так не думаю. Не могу я ее простить. По крайней мере, не сейчас. Подумаю об этом позже, но никак не сейчас, когда мне только что пришлось пережить самый жуткий час в моей жизни!

– Но почему вы все это мне утром не рассказали? – вдруг накинулась я на Дэвида. – Когда я была еще там, в Незерби, и видела вас в кабинете Арчи? Почему вы мне тогда не рассказали? И почему полиция ничего не знает? Ведь вы могли бы избавить меня от этого кошмара! Я ведь видела, как полицейская машина ехала по дорожке к особняку – наверняка они искали меня!