От исподвольного разглядывания Фису оторвало вклеившееся разочарованное гудение корпулентного фармацевтика за соседним столом. Тоже по Бальмонту стенал, поругивал его перед своей жёнушкой и требовал назад кровные три рубля, пока что глухо, примериваясь.
– Как досадует, а, Фисс? – со смешком шепнула Сандра. – Не устроить ли вам вдвоём бунт обделённых?
– Нет, зачем же… Мужниных денег мне ничуть не жаль. И, признаться, я была чересчур строга к Константину Дмитриевичу. Быть может, причина его отсутствия весьма уважительна – вдруг снова из окошка кинулся?
«Ужасная шутка!» – подумала Фиса и едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться.
– Вы ошибаетесь, любезная пани, – врасплох, над головой, щетинисто и с лёгким отвердением «л». – Всего лишь простуда, осенняя и банальная.
Квятковский подошёл к ним по-странному неслышно, со стулом под мышкой. Поставил его спинкой к столу и, прежде чем усесться, протянул Фисе руку, с шальным интересом вскинув угольные брови:
– Мирослав Квятковский. Но для вас просто Мирек. Оставим официоз для газет и полиции.
– Горецкая Фиса Сергеевна, – пальцы у него были длинные, с шершавыми костяшками. Обручальное не носил, вместо него нацепил на безымянный какойто крупный перстень. – А не слишком ли фамильярно, любезный пан, звучит ваше «Мирек»?
– Разве вы не читали плакат перед входом, пани Фиса? «Все между собой считаются знакомы».
Фиса приоткрыла губы, но отчего-то смолчала. Будто бы отстранённо вытащила из тонкого портсигара очередную папироску и прикурила от свечи.
А Квятковский («Мирек» всё не лезло на язык, смердело чем-то дворовым), усевшись к столу боком, продолжал:
– Они взамен хотят читать Северянина. Спасёт он этот блёклый вечер, как считаете?
Знакомым жестом потёр свой гнутый нос, и наконец удалось рассмотреть перстень – увесистую печатку, на которой чёрным камнем, кажется, агатом, была выложена чудная пятиконечная звезда.
– Мирек, а разве вашим не положен штраф за братание с фармацевтами? – невпопад хихикнула Сандра.
– Чушь. Вы, панна Оля, уже пьяны, как и ваши милые спутницы. Впрочем, понимаю – нынешняя заурядица не стоит и пары строк. Редко, когда псам, хехе, так не перепадало костей.
Медленно покуривая, Фиса наблюдала за Квятковским из-под томно опущенных ресниц и не без удовольствия ловила на себе ответный шельмовской взгляд. Бесстыжие польские глаза завораживающе темнели, зрачки в них были крупные, кокаиновые.
– Вы сегодня очень демоничны, Мирослав Эм… Ой, простите, Мирек, – отметила Эжени, кажется, тоже невольно залюбовавшаяся.
– Попробовал бы тебе кто-нибудь заявить, что здесь, видите ли, не цирк Чинизелли, – с небольшой обидой протянула Сандра, припоминая какую-то давнюю неприятность, суть которой Фиса уже забыла. Одно помнилось, с той поры она в «Собаку» густо краситься перестала, лишь проходилась пуховкой по своим прыщам.
– Вы уж определитесь, демон я или шут, – Квятковский усмехнулся, понизив голос. – Оскорблюсь ведь.
Фиса неодобрительно цокнула языком, в последний раз затянулась папироской и, всё же пересилив себя, заговорила:
– А вы, Мирек (произнесла с акцентной ступенькой в середине), ловки пошлить. Не скажете ли нам, как пошляк и художник, каким бы вы запечатлели творящееся уныние на своём холсте?
– Художник… Стало быть, вам знакомы мои картины?
– Не видела ни одной, к сожалению. А может, и к счастью, – затеряла в дыхании. – Сандра о вас часто сказывала, вот и знаю, что пишете.
– Я не пишу с натуры, пани Фиса. И уж тем более не беру настолько постные темы, – тут Мирек усмехнулся, странно оскалившись.
«Какие у черта зубы белые… Не поверю, что свои. Передние уж точно фарфор, слишком уж гладкие и блестящие».
– Надобно бы выкрасть Мирека, пока он не захирел в этой конуре, – подала голос совсем развеселившаяся Сандра. – Пусть читают своего Северянина, а мы будем гулять по Невскому, ночному и бодрящему.
– Пожалуй, соглашусь, – опять этот липкий прищур! – Крадите меня, моя юная озорница!
Поднялись, как четыре покачивающихся маятника, когда на сцену толькотолько вылез похожий на упыря Лившиц и зашумел что-то про «поправимую ситуацию». Ожидаемо разбился задетый Сандрой фужер, соизволившая обернуться Нелли невпопад пропела «вы сбегаете?.. а куда?..», и сразу же была одёрнута шикнувшим на неё любовником.
В гардеробной Фиса долго стояла перед зеркалом, то взбивая чуть занемевшими пальцами короткую волну волос, то пытаясь в идеальной игривости сдвинуть набок шляпку. Спутники не торопили, сами с полупьяных глаз не могли найти то шарф, то перчатку. Закончив прихорашиваться, Фиса дежурным жестом приняла у Мирека свою шубку, в благодарность одарив короткой улыбкой. На выходе вдруг захотелось, чтоб цилиндр долговязого пана смялся о коварную притолоку, но в последний момент Мирек ловко пригнул голову и с прежней показной галантностью придержал дамам дверь.