"Женевский" счет

Согласно заявлению Шингарева (члена Государственной думы. — Ю. В.), избыток хлеба над потреблением (именно в эти военные годы. — Ю. В.) составлял в России 440 млн. пудов…»

Далее Шляпников приводит слова Шингарева:

«…Не ясно ли, что главная практическая, деловая работа наша — это удаление власти, которая не может работать».

И Шляпников формулирует задачу большевиков на грядущий год:

«…И пролетарской задачей на семнадцатый год было — вовлечь армию в революционный фронт против царя, против помещиков, против буржуазии и войны».

В грядущем году ленинцы обрушат на головы солдат, рабочих, крестьян немыслимое количество листовок, газет, брошюр на сумму… пять миллионов рублей!!

Откуда, каким образом у Ленина оказалась сия сверхсумма?..

Исследователи указывают на германский источник. Книга не ставит целью скрупулезное установление данного факта. Приведу для начала высказывание писателя Марка Алданова (друга писателя Набокова):

«…Вряд ли этические проблемы могли помешать Ленину в этом деле, так как известно, что он отрицал буржуазную мораль».

Отрицал — это факт, да еще как отрицал! О тайных записях Ленина поведает русский художник Юрий Анненков, знавший вождя Октября свыше 30 лет, но об этом дальше…

Характер у Александры Федоровны истеричный, но достаточно твердый. Во всяком случае, от мужа она постоянно требует твердости, зная его переменчивость в делах и вообще нерешительность. Кстати, ее почерк — высокий, угловатый, но не путаный, гораздо более мужской, чем у мужа, — выдает эту черту характера.

У Николая — аккуратное, правильное написание, даже просто красивое, но не мелкое и не округло-бисерное: в нем какое-то спокойствие и ровность духа. Помарки, исправления практически отсутствуют.

Переписку ведут на английском, шифруя некоторые фамилии. Протопопов у них — Калинин, Керенский — Кедринский, Распутин — Друг…

26 февраля Александра Федоровна сообщает:

«…Необходимо ввести карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране), ведь так устроили уже с сахаром, и все спокойны, и получают достаточно. У нас же — идиоты…

В городе дела вчера были плохи…»

И в том же письме о Распутине:

«…Солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас…»[42]

И о больных корью детях:

«…Надо идти обратно к ним, в потемки. Благословляю и целую без конца… Бог поможет — это, кажется, уже предел. Вера и упование!..»

Первым из детей захворал Алексей — 16 февраля. Он заразился от кадета — приятеля по забавам, навестившего его накануне. В те месяцы закрытые учебные заведения столицы поразила эпидемия кори.

Это — одно из последних писем Александры Федоровны в долгой переписке с мужем. На письме порядковый номер — 648.

В тот день Николай отвечает из ставки:

«…Я был вчера у образа Пречистой Девы и усердно молился за тебя, моя любовь, за милых детей и за нашу страну…

Сегодня утром, во время службы, я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял…

Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки… Только бы старый Голицын[43]не потерял голову!..»

Это о Хабалове обмолвится последний российский председатель Совета Министров — «лично очень честный».

После службы с молитвой государю императору кладут на стол телеграмму председателя Государственной думы Родзянко:

«Положение серьезное. В столице — анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».

Родзянко повторяет данную телеграмму главнокомандующим фронтов с просьбой поддержать его обращение.

Генерал Брусилов отозвался быстро: «Вашу телеграмму получил. Свой долг перед Родиной и царем исполнил».

Алексей Алексеевич Брусилов еще задолго до февральских событий обронит многозначительно: «Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду за Россией».

И от генерала Рузского[44] последовал ответ: «Телеграмму получил. Поручение исполнено».

Остальные главнокомандующие хранят молчание.

Ближе к полудню государю императору доставляют вторую телеграмму Родзянко:

«Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».

Однако насколько дерзок этот Родзянко — «…судьба Родины и династии»!

По воспоминаниям графа Фредерикса, царь сказал о телеграмме:

«Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

За два месяца до февральских событий Михаил Владимирович Родзянко признался в своем кругу: «Вы не учитываете, что будет после отречения царя… Я никогда не пойду на переворот…»