"Женевский" счет

…Довольно терпеть! Пора самим положить конец этой бессмысленной войне. Пора сознать, что троны деспотов-царей опираются на невежество народных масс и на солдатские штыки. Пора обернуть эти штыки против угнетателей народа — помещиков, буржуазии, насилия царизма…

Товарищи! Становитесь под красным знаменем в ряды революционной Российской Социал-Демократической Рабочей Партии, и пусть первым нашим кличем будет: Долой самодержавие! Да здравствует всеобщее восстание! Да здравствует Учредительное собрание! Да здравствует социализм!»

27 февраля 1917-го к народу присоединяются запасные батальоны самых славных и надежных гвардейских полков: Преображенского, Волынского, Литовского, Павловского…

Рушатся двуглавые орлы, метут грязь гордые петровские штандарты…

В столицу спешно прибывает брат государя императора — великий князь Михаил Александрович. Родзянко вместе с другими представителями Думы докладывает об обстановке. Они предлагают великому князю явочным порядком принять диктаторские полномочия и объявить Петроград на военном положении, распустив правительство князя Голицына.

Вспоминая эту встречу, старый Родзянко напишет: нерешительность Михаила способствовала тому, что благоприятный момент оказался упущенным.

У каждого действия есть строго свое место во времени. Ни в какое другое время оно не сцепится с событиями — таков Божий промысел. Крути не крути, а выбраны дни. Ну ни одного, даже самого завалящего, нет у Господа в запасе для Романовых.

Будущий предводитель белой армии, запертой в Крыму, барон Врангель говорил о Романовых Шульгину:

«Я их всех хорошо знаю. Они не могут править, потому что не хотят… Они потеряли вкус к власти…»

«Что поделаешь? — рассуждает Шульгин, убежденнейший из монархистов. — В значительной степени выродилась и аристократия… Не только Романовы…»

Барон имел в виду не казненного тогда бывшего императора, а здравствующих членов великокняжеского дома.

Полковник Преображенского полка Александр Павлович Кутепов всего несколько дней как прибыл в отпуск с фронта — прокис их высокоблагородие в плесени блиндажей, траншей, и земля, что тебе болота… А тут столицу начала горячить революционная лихорадка. И ни толковых генералов наверху, ни дисциплинированных частей — одна рвань запасных батальонов и прочей тыловой гнуси. И опомниться не успел Александр Павлович, а уже убит солдатами Павловского полка их командир и его друг. Нет больше у павловцев командира: расшвыряли мозги из трехлинейки… а пусть не кочевряжится, пес золотопогонный!

Загорланила, зачернела неохватная толпа — не пройти и не протолкнуться. Давят людишки власть тирана: рабочие, студенты, чиновники, нижние чины из сознательных… Все тужатся свалить и затоптать двуглавого византийского орла — опаскудел, зараза, каждому. Да ведь легше дышать будем! Ведь сытая жизнь распахнет объятия!

А уж таким трупным духом шибанет завтра из этих объятий! Так безобразно ощерятся миллионы дырявых черепов! Эх, заманили, увели Россию в свое «счастье»! И не выбраться, не разглядеть дорогу — все застит кровь и пот…

27 февраля утром генерал Хабалов распорядился принять Кутепову сводный отряд (бывалые офицеры на счету, а такого закала — и вовсе) и занять место от Литейного моста до Николаевского вокзала. В общем, личного состава должно хватить: 6 рот, 15 пулеметов и полтора эскадрона.

Братцы, за царя и Отечество! С нами Бог!

Да едва вышли, как на Кирочной отряд блокировала толпа. Без руководства штабом округа, оставленные на произвол судьбы… Словом, после коротких стычек отряд с наступлением ночи рассеялся. На мостовых остались господа офицеры — кого затоптали, кого угостили свинцовым горохом — а пусть не препятствуют народному счастью! Да только раздвинь дни — такая жизнь привалит!

От листовок бело на мостовых.

…В провале мокрой, хлюпающей ночи обходными улочками и проулками торопит, гонит шаг их высокоблагородие полковник Кутепов — ни отряда, ни связи со штабом. Куда приткнуться?!..

Одна рука — за обшлагом шинели: вцепилась в наган. Другая — придавливает шашку, чтоб не мешала скорому шагу.

Это с ума можно спятить: свои хуже немцев! Рвут на части, стреляют… Шинель заплевали, мать их!.. И это в Петрограде! Да каком Петрограде! Санкт-Петербург это!.. Ну, господа думские ораторы! А толпа, толпа!.. Рехнулись здесь все, что ли…

Не по себе Александру Павловичу. Подкосили Россию, рушится! А подпереть не может. Пусть даже такая малость, как он, а не может. Должен, Сашка Кутепов, а не может!

Нет империи! Рябит в башке от красных бантов и флагов. Где они только понаходили столько красной материи…

Господи, ну два-три полка преданных нижних чинов, да с боевыми офицерами! Всего два-три! И не завтра, а сейчас, вот в эти часы. Потому что с рассветом будет поздно!.. Ну, шваль красная!..

Вон сколько фонарей по улице. Да на каждом по горлопану и агитатору — да любо-дорого! Враз опамятовали бы. По струнке бы жизнь пошла. Сбесились: своих режут, бьют, затаптывают!.. А там немец давит по всему тысячеверстному фронту!..

Ну, шваль красная!.. Аж елозит в потной хватке рукоять нагана. Ну, бляди!