Вышел я, значит, оттуда, и звонок прозвенел. Урок закончился. А шмакодявочники эти стоят до сих пор и лупят на меня своими глазенками мелкими.
— Ну, что? — спрашивает одна из них, самая, видать, противная. — Обычный ты, да?
Я прошел мимо них и даже взглядом не удостоил. Буду еще с ними связываться. Мелкие какими-то ушлыми стали вообще. Наглые такие.
Глава 5. Обычные не одиноки.
Ну вот, значит, иду я по лестнице вниз и думаю: «Пожрать хоть надо, что ли. А то нервы эти, аж жрать хочется, как собаке. Может, хоть в столовке поспокойнее будет».
Короче, прошел я опять через весь этот хаус, который творился там в школе, и в итоге подошел к столовке. «Большая перемена все-таки, — думаю, — столовка должна быть битком забита». Зашел я внутрь, а там пусто оказалось, как и у меня в желудке. Только один стол вдалеке и стоял. За ним каких-то два жирных чувака точили булки вовсю. Ну я к ним и подошел.
— Здаров, пацаны. А че никого нет? — спрашиваю у этих желудков ходячих.
— Есть никто не хочет, — отвечает мне один их них.
Другой даже не посмотрел на меня, а только продолжал усиленно жрать, как будто у него отберут эти булки.
— Почему? — спрашиваю я и сажусь рядом.
— А ты че, — он откусывает полпиццы и жамкает её, — не знаешь? У всех теперь такой метаболизм: хочешь — ешь, хочешь — нет.
— Ты прикалываешься, что ли?
— Нет, — говорит и закидывает в топку остаток пиццы.
— А вы че здесь тогда сидите?
— У нас сверхспособность такая — есть сколько хочешь.
«Ну и сверхспособность, — думаю. — Этим лишь бы пожрать».
— А вы там булки-то еще оставили в буфете? — спрашиваю его, хотя и догадываюсь, что он мне ответит.
— Нет. Все забрали. Да, ты бери, угощайся, — говорит он мне любезно так.
— Ладно, — говорю я и беру первую попавшуюся булку с вершины этой мучной горы. Пирожок с повидлом. Мой любимый.
— Спасибо.
— На здоровье.
Сидим мы, хаваем, короче. Он мне даже стакан чая пододвинул, тип, чтоб не в сухомятку. Заботливый, видишь ли, такой. А тот другой даже голову ни разу не поднял, жрет и жрет без продыху.
— Так ты че, реально, обычный? — спрашивает он меня и закидывает сосиску в тесте целиком себе в пасть.
«Откуда они все это знают?» — спрашиваю у себя.
— Да. Ну и че? — говорю я недовольно.
— Да ни че. Тяжело, наверное, так жить?
Офигеть, да? Как будто они уже всю жизнь с этими сверхспособностями дурацкими. А эти-то вообще жрать только и умеют.
— Да нет, — говорю, — нормально. Всегда так жил и дальше буду жить.
— Да прям?! — говорит и забрасывает кекс к себе в глотку. Я же пока только пол-пирожка успел съесть. — Неужели не хочешь сверхспособности, как у всех?
— Зачем? — говорю, — Мне и так нормально. Буду я еще всякой ерундой заниматься.
— Да ну, — говорит, — скучно же.
— А че скучно? Говорю ж, нормально мне и не скучно.
— Ну не знаю, всем охота быть особенным.
— Булочки тоннами жрать — это, что особенность такая, что ли?! — чуть ли не кричу я. — Все сверхспособные, а продолжаете ерунду всякую делать.
— Да что ты? — говорит он мне так спокойно, что аж раздражает еще больше. — Не злись по пустякам.
— Да ну тебя! — сказал я и залпом осушил стакан (хорошо, что в столовке чай у нас всегда был остывшим) и взял, короче, еще один пирожок, встал и свалил оттуда. А этот в след кричит мне, типа, не отчаевайся, мол, все у тебя будет хорошо. «Ага, конечно, если б я булки тоннами жрал, то уж точно все у меня было бы хорошо».
Ну я и вышел из столовки очень прям злой. Встал там перед входом в неё и начал рвать зубами этот бедный пирожок. Сожрал я его и думаю: «Надо жить дальше. А че еще делать?»
Пошел я тогда к расписанию, потому что забыл какой у нас следующий урок. Подхожу, смотрю, а там, значит, на полдоски объявление приклеено.
ВНИМАНИЕ!!! СОБРАНИЕ ДЛЯ ОБЫЧНЫХ В АКТОВОМ ЗАЛЕ В 11.20. ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНО. ВСЕ ОБЫЧНЫЕ ОСВОБОЖДАЮТСЯ ОТ ЗАНЯТИЙ.
«Ничего себе, — думаю. — Так серьезно прям, что ли, всё это?».
Смотрю я на мобилу- 11.16. «Ну а че еще делать-то? Пойду, раз говорят. Может, че полезное там узнаю».
Ну, и пошел я к актовому залу. Иду, а коридоры пустые почему- то. Никого нет, вообще пусто.
Пришел я в итоге к этому залу, смотрю, а там толпа народа стоит. Учителя все, главное, школьники. Да все там были. Вся школа, короче, собралась. Начали они передо мной расступаться, типа, проводы какие, на войну там или еще куда. И все они ещё че-то так переговариваются, посмеиваются, а некоторые наоборот такие жалобные, грустные лица сделали.
— Крепись, Колбаскин! — кричит мне какой-то амбал.
— Да, не унывай, — поддерживает его девчонка такая неказистая.
И тут, короче, вылазит ко мне Ванька, хохмач этот недоделанный. Идет он впереди меня, и кричит:
— Дорогу, дорогу, расступись, обычный человек идет!
«Вот, гад. Ослиная моча».
— Заткнись! — говорю.
— Да ладно тебе, — говорит, — я тебе даж дверь открою.
И он реально открывает дверь и делает такой, типа, поклон. Все гогочут, даже учителя эти. Но тут звонок звенит, и все они сразу же срываются с места, и через две секунды никого уже нет.