Жених для ящерицы

– Принимается, – как можно презрительней ответила я, с опозданием поняв, что поддалась на провокацию монстра.

Поначалу всем казалось, что долго это безобразие продлиться не может, неделя-другая – и все разрешится, справедливость восторжествует, аферистов поймают, паи вернут.

Неделя прошла, мы по-прежнему пребывали в полной неизвестности. Стоящих идей не было.

Гена Рысак отчитывался перед коллективом каждый день. Дни были разные, а отчеты одни и те же:

– Следствие идет. Пока ничего нового.

После этих слов семьдесят человек (шестьдесят восемь, если быть точной) желали высказаться одновременно:

– Откуда у хозяйства долги?

– Что ты нам втираешь?

– Нашу землю скоро продадут новым хозяевам! – митинговали пайщики.

– Палыч, рой носом землю, но чтоб земля осталась нашей!

Палыч что-то гундел про кредит, с которым мы не рассчитались, про налоги и пеню.

– Это ты во всем виноват, Палыч, твой грех!

– Надо перекрыть дорогу! – предложил кто-то.

– Железнодорожную ветку! – поддержал почин коллектив.

– И пикеты устроить у администрации и прокуратуры.

– Митинг провести!

– Правильно! – неслись гневные выкрики.

– Надо отправить Петухову в город, пусть выяснит, что там к чему с нашими паями, – предложил кто-то особенно кровожадный.

В прокуратуре на проходной меня долго допрашивал парнишка в погонах (ничего не понимаю в звездах): к какому я следователю, во сколько мне назначено. Предлагал передать следователю мое заявление и пожелание, смотрел очень недоверчиво (наверное, адским блеском в глазах я напоминала шахидку), звонил, уточнял, советовался, что со мной делать.

Через сорок минут я уже так хотела в туалет, что потеряла всякий интерес к земельным паям.

Наконец меня сканировали и допустили на олимп – на второй этаж учреждения.

Первое, что я сделала, – заскочила в дамскую комнату, а уж потом нашла кабинет следователя Д.С. Тихомирова, который вел наше дело. Стукнула костяшками кулака в ламинированную под орех дверь и вошла.

За столом, спиной к окну, сидел мужчина – крупный человек с широченными, как мне показалось, плечами. Яркий свет падал со спины следователя, как при контражурной съемке, лицо оказалось в затемнении, и рассмотреть черты собеседника мне не удавалось.

– Здравствуйте, – произнесла я.

Реакции не последовало.

Я замялась у дверей, ожидая приглашения, приветствия или жеста, – не дождалась.

Как вести себя в кабинете следователя, если он делает вид, что тебя нет, я не имела понятия. Подалась назад, вышла, закрыла за собой дверь и снова постучала, но уже громко.

– Войдите!

Услышав отзыв, вернулась в кабинет и повторила:

– Здравствуйте.

– Петухова Витольда Юрьевна?

– Я самая.

– Ты чего это представление устраиваешь? – огорошил меня хозяин кабинета.

Он поднялся, обошел стол и приблизился ко мне.

И тут со мной случился приступ дежавю.

Этого мужчину я определенно когда-то знала, мы где-то вот так же стояли и смотрели друг на друга так же – с удивлением и недоверием.

Где это было? Когда? Кто это, черт возьми!

– Не узнаешь?

– Дима? – с идиотской улыбкой выдавила я, начиная понимать, что следователь Д.С. Тихомиров – это и есть Дмитрий Тихомиров! Человек, которого я пятнадцать лет назад поменяла на юбочника и волокиту (к тому же женатого) Степку Переверзева.

– Да, я. А ты совсем не изменилась. Совсем. Даже странно.

Странностей в последнее время было очень много. Я хлопала глазами, борясь с подступившим волнением.

– Неужели ты?

– Я.

– Ты – и здесь?

– Давай присядь, – пришел на помощь Дима, оценив мое состояние как тяжелое.

Я упала на стул под грузом воспоминаний.

…Общагу поставили на ремонт, и до конца второго семестра нас переселили в общежитие юридического института.

Сессия выдалась нервной и веселой. В юридическом учились ребята после армии, после горячих точек, с корочками, открывающими любые двери, – парни, совершенно непохожие на наших! Но самым непохожим был Дмитрий Тихомиров – воплощение невозмутимости и спокойствия, граничащего с нирваной.

Ходили слухи, что Дима успел повоевать в Афгане, служил в каких-то элитных войсках. По отношению к войскам слово «элитный» было не вполне корректным (подразумевались, видимо, какие-то привилегированные способы умереть за Родину), но произносилось не иначе как с придыханием.

В отличие от Степана, который обворожил и влюбил в себя всех девушек курса, Дима не был завоевателем. Он был созерцателем.

Знаки внимания, которое проявлял ко мне Дмитрий, были едва различимы, как вкрапления золота в породе, их могли рассмотреть только профессионалы, а профессионалом в этой области я не была – сдержанность Тихомирова сбивала с толку. Если мужчина ведет себя так сдержанно, думала я, значит, ему не особенно нравится девушка.

Дима не навязывался, он будто бы ждал, что я сделаю первый шаг, а у меня и в мыслях не было двигаться навстречу невнятному Диме. Я двигалась навстречу Степану, разочарованиям и комплексам.