Я вновь видела перед собой того Дмитрия Андреевича, которого встретила после возвращения из Америки. Мужчину, который, если потребуется, снесёт всё, что стоит на пути. У меня пересохло во рту. Неужели это тот же человек, который сидел у меня на кухне в костюмчике не по размеру и улыбался, а потом пьяненький спал на плече?! Как привыкнуть к этим его перевоплощениям?
После напряжённых переглядок Егор спасовал («поджал хвост», если уж говорить о животном мире), и я его прекрасно понимала. Дима шутить не настроен, это ощущается в каждом его жесте, в каждом вздохе. Киреев сжал кулаки, но таки отступил.
Народ вокруг отмер и стал подбадривать нас с Димкой. И всё бы ничего, но в данный момент, судя по всему, моё мнение относительно участия в съёмках вообще никого не интересовало.
— Секундочку! — громогласно заявила я, привлекая к себе внимание. — Я, конечно, польщена, что посчитали меня достойной, но согласия на съёмки не давала.
— Ангелина, но вы же идеально подходите… — не сдавался оператор.
Может, кому-то подобное и польстило бы, однако я прекрасно понимала, что эти двое «самцов» меня только что делили как какую-то вещь. Каждый хотел меня облапать на глазах у другого, доказать, что он тут хозяин, что я его. Сначала Егор, потом, к сожалению, и Дима. Зарецкий мог просто прервать съёмки и ждать возвращения модели, напрочь откинув идею о моём участии, но нет, ввязался в спор, «отжал» меня у соперника, чтобы сделать фактически то же самое, что и Киреев.
— Влад, напиши агенту нашей модели, — распорядился шеф. — Постарайся найти слова, чтобы они вернулись. А мы с госпожой Яснопольской всё обсудим и, вполне возможно, порепетируем.
О да, ещё как обсудим! А вот репетиций не дождёшься, разве что оплеуху по уху. Что за обнаглевший молодняк пошёл, а? Да и одногодки не отстают.
Я направилась вслед за Димкой. Мы отошли в сторонку, где в тени плетущихся растений стояли шезлонги. Народу было видно нас, нам было видно их, но зато мы знали, что никто не подслушивает.
— Дима, почему ты принимаешь решение, даже не посоветовавшись со мной? — я старалась не повышать голос, чтобы не привлекать внимания. — С каких пор я тебе вещь, которую можно ткнуть туда, куда пожелаешь?! Я отказываюсь принимать во всём этом участие.
— Ангелина, ничего не поделаешь, ты должна сняться вместе со мной, — заявил бывший ученик таким тоном, будто это он сейчас учитель, объясняющий несмышлёной школьнице элементарные вещи. Мне снова захотелось отвесить ему оплеуху. — Видишь, я ведь тоже участвую, не только ты. Компания вложила в этот проект слишком много денег, мы не можем позволить им пропасть. Понесу убытки я, понесёт и моя команда. Ты ведь не хочешь лишать коллег премии?
Как-то всё это слишком похоже на шантаж.
— То есть отказаться я не могу? — спросила в лоб.
— Если Степанида не вернётся, то да, боюсь, отказаться не получится. К тому же… это будет моим вторым желанием, — добавил Дима тише.
Это был контрольный выстрел. Не думала, что Зарецкий использует желание вот так, надеялась, что не использует. Подлый приём. Но теперь я действительно не могу отказаться, дело чести.
— Ты настолько этого хочешь?
— Даже больше, чем ты можешь себе представить, — он сцапал мою ладошку и приложил к своей щеке. — Давай просто порепетируем. Ничего не бойся, доверься мне. Хотя бы притворись, что тебе нравится.
Его демонический взгляд взял меня в плен, не оставляя путей к отступлению. И я позволила Диме начать.
Зарецкий не спешил. Осторожно, едва касаясь изящными пальцами, он изучал меня, узнавал, запоминал. Да, прикосновения были невесомыми, но я ощущала каждое, они отзывались во мне сладко и тревожно. Мне не пришлось притворяться, я трепетала от всего происходящего, наверное, как листочек на ветру. Мужские руки всё смелее гладили и ласкали, кажется, значительно отходя от первоначального сценария.
— Забудь о Егоре, пусть, если хочет, глазеет. Смотри на МЕНЯ, Ангелина, чувствуй МЕНЯ. Это Я сейчас с тобой рядом, не он. Ты ведь уже понимаешь, что я давно не ребёнок, м? — шептал Дима в самое ухо. Чувственно так шептал, меня пробрало. — Видишь во мне мужчину? Забудь, что вчера сказал твой Киреев, я уже взрослый, хоть и не твой ровесник, и смогу тебя удовлетворить. Не смотри на меня свысока.
Говорит, что взрослый, а ведь поступает как обиженный мальчишка. Судя по всему, сейчас в нём говорит ревность. Чувствует себя уязвлённым? Беспокоится, что младше соперника и менее конкурентоспособен? Боится, что могу отдать предпочтение Егору, а не ему, всего из-за нескольких слов, сказанных Киреевым?
— Свысока не смотрю и никогда не смотрела, — пробормотала я.
— Тем лучше. Но всё равно считаешь, что я слишком молод и недостаточно для тебя хорош, так?
«Глупый, это я для тебя недостаточно юна и хороша!» Хотела бы так ему сказать, но.
Не так.