Жених из Вегаса

Точно такой же наркотик насыпали в стаканы и мне, и Стефи, когда мы заглянули на вечеринку. Вот лучше бы пошли с ней кровать доламывать, как я уговаривал!

Гришка тогда уже хорошо набрался и воспылал дружбой к молчаливому бармену, тем более что сам Гриша любит шейкером потрясти тоже. Какого хрена у него развязался язык, он мне так и не смог объяснить. Точно не уверен, но, возможно, из-за того, что я двинул ему в челюсть и его способность трепать языком была временно утрачена.

— Братан! Мне в Париж завтра! — единственное, что успел выкрикнуть Гриша, глядя в мои наливающиеся кровью глаза и на летящий кулак.

— Я успею, мон шер ами! — прорычал я, торопясь напесочить ему, пока батя не встрял.

Гриша растрепал о том, что Стефи я притащил на базу, чтобы трахнуть ее и наутро разрисовать красками и отправить восвояси. Шайке ублюдков любопытство Стефи было поперек горла, одна радость, что пробыла она недолго и впечатления не произвела, иначе, боюсь они решились бы на худшее.

Инга, не заметив никаких изменений после проверок ресторана, и вовсе высмеивала ее профессиональные качества, но все же они боялись, что она случайно что-то найдет. Поэтому, услышав пьяную болтовню Гришки, решение приняли моментально. По словам Кости, Гришка даже не понял, что нас со Стефи вырубили, он искренне верил, что мы оба бухие в дрова.

В дом меня тащил Гришка, падая вместе со мной, но накануне была игра, поэтому наутро я и не придал значения гематомам — обычное дело. Что было в доме, Костя не знал, и к концу разговора его начало трясти, пришлось вызывать скорую, а сейчас он на принудительном лечении и под следствием, как и все остальные, включая меня.

То что произошло в доме, рассказал Гришка. Собственно, за это я ему челюсть и сломал.

Притащив нас в дом, Гришка решил, что если трахнуть Стефи я не в состоянии, то можно это имитировать, просто раздев нас. Тут ещё поправочка, что Инга уговаривала Гришку изнасиловать спящую девушку, но хорошо, что у Гришки на этот счёт в любом состоянии реакция одна — звереет и готов порвать всех в клочья. Это остановило и Ингу, и бармена. Всё-таки Гришку они, конечно, тронуть бы не посмели, Авдеев за единственного внука стёр бы с земли.

Они хотели разрисовать Стефи все тело краской для наружной рекламы, но успели только лицо, потом я начал ворочаться. Гришка не понял, почему это напугало Ингу и бармена, он был уверен, что я буду рад этой мести.

Наутро, поняв что я не рад ее отъезду, промолчал. И рассказал, только когда официант сдал их. Вина Гришки, конечно, есть, но по дурости просто и то, что струсил рассказать мне сразу. А вот у остальных цель была далеко не такой невинной шуткой. И исполнение было куда страшнее моих задуманных ребячеств, зеркальных ее в Вегасе. Просто дурачество, но я не собирался причинять ей вред и рисовать унизительные слова и рисунки.

Она, конечно, сучка. Но только моя, и только я могу ее так называть. А все остальные лишатся зубов, если посмеют.

Вся эта информация не только не остановила меня в желании увидеть ее лично и все рассказать, ещё больше хотел с ней поговорить. Не по телефону и не по видеосвязи, а глядя ей в глаза и желательно держа за руки. По двум причинам: чтобы не расцарапала мне лицо раньше времени и чтобы не ушла, не выслушав. Понятно же, что она посчитала это моей местью.

Гришка очухался после драки и приехал к нам на обед, а точнее пытался со мной помириться, раз уж челюсть не сломалась, а только подвинулась слегка и говорить ему не мешала. Точнее сопеть и коситься на меня. Дед прошёлся по нам жёстко, но мне не привыкать, а вот Гриня приуныл.

— Ты глянь, сноха! Широко живут детишки. Морды квасят, водку пьют! Без особенных усилий местный создают уют!

— Мы работаем! Усилия есть, даже без обеда иногда… экономим там на объекте, — пытался оправдаться Гришка, а я гонял по тарелке сорняки из магазина правильного питания и не слушал их почти, планируя пойти опять в зал.

Честно скажу, воздержание — это ни хрена не моё. Я не привык и от переизбытка тестостерона ходил как пёс цепной, пугая и без того напряжённых чередой увольнений сотрудников.

— Сиротинушки вы наши! Я и смотрю, ботву жуете! — кивнул на мою тарелку дед, а я закатил глаза, призывая Гришку заткнуться. — А на завтрак, ты скажи, сок березовый пьете?

Мне надоело их слушать, и я полез за мобилой, чтобы поглазеть на инстаграм Стефи. Но едва увидел висящее сообщение, опустил телефон на колени, как школьник шпаргалку, и так же озирался по сторонам. Охренеть! Зря звук отключил! Пару часов назад бы уже перестал загоняться, что она и думать обо мне забыла.

Я не знаю, что подумали обо мне родные, когда я с совершенно дурной улыбкой смотрел на них, в то время как дед вещал, что выпороть нас надо хворостиной. Наверное, решили, что не стоит, раз я на такое предложение счастливо сверкаю глазами.

Она мне написала! И фотку скинула! Мне!

Кто угодно может ошибиться номером, но не Стефи с моим. Она ни разу не писала мне в вотсап, значит, намеренно нашла меня. «Мася», бля! Но это обзывательство не способно стереть охреневшую улыбку с моего лица.