Женись, я все прощу!

– Вот! – влетела в кабинет к Люсе и Насте раскрасневшаяся Эллочка. – Представьте себе! – И она бросила им на стол огромный букет гвоздик. – Пришла тут еще одна расфуфыренная престарелая красотка! Я, естественно, после инцидента с Домом ветеранов говорить про гибель журналиста не стала. Просто сказала ей, что Смолкин безвременно закончил свое существование как мужчина. Теперь он муж, семейный человек. Я не знаю, что она из этого поняла, но дама села и разрыдалась, заявив, что жениться и помереть фактически одно и то же. Еле уговорила ее выбросить этого прохиндея из головы и выпроводила прочь. Не показывать же ей живого и невредимого Смолкина?! Люся, ты, как жена, должна определиться: показывать мне им живого Смолкина или нет?!

– Лучше не надо, – нахмурившись, ответила та, – бабуле после живого Смолкина пришлось «Скорую помощь» вызывать.

– А куда венки складывать? – разводила руками секретарша. – У меня приемная, а не бюро похоронных услуг.

– Как все же его ценят общественные организации! – восхищенно произнесла Настена.

– И бабы! – резко добавила Эллочка. – Венки я к вам принесу.

– Нет! – взвизгнула Настена. – Только через мой труп! Я не выдержу этого трагического зрелища.

– Складывай их в кабинете главного редактора, – подсказала Люся. – Возможно, глядя на то, как Смолкина ценит общественность, он повысит ему премию за этот месяц. Все-таки человек старался: женился, умирал…

Эллочка убежала перетаскивать венки, а подруги занялись обсуждением планов на вечер, которые, судя по доносящимся выкрикам из журналистской: «А ты меня уважаешь?!», находились под угрозой срыва. Люся не могла допустить, чтобы план более близкого знакомства со спасателем сорвался. Она чувствовала, что их встреча была не случайной. Сама судьба повыбивала лампочки в антивандальных светильниках для того, чтобы в один прекрасный момент, именно в тот, когда Люся со Смолкиным возвращалась домой, поставить Глеба на табурет посредине лестничной площадки. Сама судьба направила Люськину ногу, выбившую табурет из-под рокового брюнета. Судьба подтолкнула Люську соврать тому про перегоревшую лампочку в ванной. И после всего этого поставить на их знакомстве крест в виде нетрезвого Смолкина, который, ясное дело, будет вечером валяться на диване и храпеть?!

– Пусть валяется и храпит днем, – решила она и подмигнула подруге. – А вечером вы с ним отправитесь в кино. Это даже лучше, что он выпил. Будет спать в темном кинозале все три часа.

В обеденный перерыв Люся с Настей повели нетрезвого Смолкина домой. Дошли они более-менее благополучно, если не считать того, что Федор останавливал всех прохожих и требовал от них признания его творческих заслуг, крича, что о покойниках следует говорить или хорошо, или никак. Прохожие предпочитали последнее и спешили обойти странную троицу: еле ковыляющего мужчину и двух вполне симпатичных девиц, поддерживающих его под руки.

– Не, ты видишь, – бормотала Люся, которой Смолкин периодически наступал на ногу, – хорош же у меня медовый месяц! Муж постоянно находится в запое!

– Это он с горя, оттого, что умер! – с жаром ответила за Смолкина Настена. – Ты думаешь, легко человеку взять и умереть во цвете сил и творческих возможностей?!

– Я не думаю, я ведь не умирала, – пробурчала Люся и подхватила норовившего ускользнуть из ее цепких рук Федора.

– Девочки, – радовался тот, глядя на них мутными глазами, – так я на вас обеих женился?! У меня гарем?! Девочки! Шампанского! По этому поводу…

– Повод сегодня у тебя, между прочим, другой, – съязвила было Люся, но Настя закашлялась, пытаясь тем самым показать подруге, что в своих откровениях она зашла слишком далеко. Люся сдержалась от дальнейшего комментария.

До дома они дотелепали без особых проблем, Смолкин жил неподалеку от редакции. Проблемы возникли на лестничной клетке, за которую тот вдруг стал отчаянно цепляться, как будто спасался от двух ведьм, тащивших его прямиком в адово пекло.

– Во руки-то сцепил! – возмущалась Люся, отрывая Федора от перил. – С таким энтузиазмом нужно было за загс цепляться!

– Он переживает, – защищала его Настена. – Феденька, милый, отцепись, пожалуйста! Пойдем домой, ляжем в постельку, укроемся одеялом и поспим…

– С тобой поспим?! – Смолкин удивился, потерял бдительность и отцепился.

Люся тут же потащила его наверх.

– Вот бабник, – шипела она, передразнивая Федора, – «с тобой поспим?!» С чертом поспишь в аду!

– Девочки! – млел Смолкин, когда те переставляли его ноги по ступенькам. – Переспим все!

– Развратник, с кем я только связалась, – ворчала Люся.

– Мы его обязательно перевоспитаем, – по-прежнему не сомневалась Настена и с энтузиазмом тащила Смолкина в квартиру.