Женись на мне, дурачок!

Он рассеянно кивает, словно и вправду слушает болтовню назойливой женщины. Знакомый фокус, люди часто принимают внешний вид за истинную сущность. И до тех пор, пока я не переоденусь, тургон будет невольно относиться ко мне как к женщине. Вот только мне это очень не нравится. Но будем надеяться, что все обойдется, нужная нам лавка не так уж далеко, а в случае надобности я как-нибудь сумею напомнить спутнику о его заблуждениях.

Спустившись по лесенке, мы ненадолго останавливаемся возле хозяина — рассчитаться. Мельком оглядев наш наряд, он с ходу называет цену, и Тахар беспрекословно отдает серебро.

— Направо, — выйдя из лавки, бурчу в спину тургона, и он поворачивает так важно, словно и сам собирался пойти в ту сторону.

Наших преследователей нигде не видно, но это еще ничего не значит. Несколько раз я ненадолго приостанавливаюсь возле полощущихся на ветерке тканей и шалей и начинаю восхищенно крутить их в руках, незаметно оглядывая прохожих. И наконец убеждаюсь, что мы сумели-таки оторваться от хвоста. Видимо, не особо опытными они были профессионалами, раз сумели так легко нас потерять.

Добравшись до базара, не сразу отправляемся в нужную лавку, а заходим вначале во все подряд. Пусть у тех, кто вздумает за нами следить, создастся впечатление, что мы безалаберная пара, которая на самом деле ничего не собирается покупать, а просто наслаждается процессом выбора ненужных или недоступных товаров.

Молодой помощник, сидящий перед лавкой Джуса, очевидно заметил нас заранее, потому и встретил довольно кислой физиономией. И это было плохо. Никогда не будет хороший торговец выказывать покупателю свое мнение о его поведении или платежеспособности. И Чануа, насколько я знаю, свято придерживается этого правила.

Мы проходим внутрь и для виду начинаем разглядывать и щупать товары, а он следит за нами все тем же презрительным взглядом, и не думая скрывать свое отношение.

Что же делать? Уйти отсюда я не могу, денег осталось очень мало, да и к тому же у меня большие надежды на информацию, которую торговцу велел собрать для нас Джус. Тахар, уже уставший, как всякий нормальный мужчина, от разглядывания тряпок, все чаще недоуменно оглядывается на меня, а я все тяну время, не решаясь уйти с пустыми руками.

Хотя уходить, судя по всему, придется.

И тут, на мое счастье, в лавку вернулся сам торговец. Он, видимо, где-то завтракал, потому что пахнет чайханой и довольно улыбается.

— Иди, посиди возле лавки, — повелительно бросил он помощнику и переключил свое внимание на Тахара: — Чего господин желает купить для своей женщины? Вот шелка, читэру, бусы…

Помощник едко хмыкнул, проходя мимо, и бросил очень выразительный взгляд в нашу сторону, но старший сделал вид, что ничего такого не заметил.

И заслужил этим мое одобрение. Похоже, с ним можно иметь дело.

— Черноволосому мальчику пойдет синяя рубашечка? — не меняя голос, спрашиваю я, благо в лавке нет других покупателей.

— Синее лучше для светленьких… — едва заметно растерялся, но сразу взял себя в руки торговец, — а черноволосому пойдет красное.

— У меня от красного голова болит, — заканчиваю я дурацкий пароль и перехожу к делу: — Отошли своего помощника по делам, он ничего не должен знать.

— Но ему можно доверять… это мой племянник, — снова растерялся торгаш.

— Ты не научил его главному: нельзя оценивать людей по одежде. Делай, как я говорю, и тогда я не расскажу о его поведении Джусу.

Торговец сереет, работать на Чануа очень выгодно. Все его лавочники через несколько лет обзаводятся собственными магазинчиками.

— Хорошо, господин. Проходите сюда. — Он откидывает ковер, занавешивающий проход во внутреннее помещение.

— Скажешь, что мы это купили, — по пути снимаю я с вбитого в стену колышка несколько ниток ярких бус.

— Как пожелаете.

Он опускает за нами ковер.

Тахар прошел в глубь комнаты и устало опустился на широкий диван, а я остался у двери, чтобы проследить за выполнением моего приказа.

Через пару минут племянник отправлен к какому-то должнику, а следить за разложенными на улице товарами поставлен соседский парень.

Вернувшийся купец сразу развил бурную деятельность. Притащил кучу одежды, несколько кошелей с золотыми квадратиками, свитки с записями и самую главную ценность — ларец с магическими вестниками.

Переодевшись, прошу сложить в сумки отобранные мною вещи и ту одежду, в которой мы сюда пришли.

— Он никому не скажет… — правильно понял мою предосторожность торгаш, но я лишь отрицательно мотнул головой.

Не скажет тот, кто ничего не знает. А его племяннику узнать про нас просто не придется.

Да и в эту лавку мы постараемся больше не приходить.

Вот только купцу я пока этого говорить не собираюсь. Лишь еще раз напоминаю про необходимость молчать и важно устраиваюсь в коляске, за которой сбегал шустрый соседский парнишка. Тахар садится рядом, торговец устраивает у нас в ногах новенькие, туго набитые сумки, и возница картинно щелкает кнутом.