Женись на мне, дурачок!

Зелени вблизи не оказалось. Зато оказалась яркая, воздушная голубизна. Поджав обвитые руками колени к груди и положив на них подбородок, ханша сидит на песчаном склоне холма, с другой стороны от устроенного мною шалаша.

— Ну и долго ты собираешься тут сидеть? — подойдя почти вплотную, поинтересовался я.

— Не очень-то вы торопились меня искать, — отрезала женщина обвиняющим тоном.

Видимо, расслышала скрип песка и подглядела, что это я подхожу, а не какой-нибудь хищник.

— Тахар ранен. Пришлось вырезать из его спины болт, — нисколько не заботясь о ее женской ранимости, устало произнес я. — А ты же не малолетняя дурочка, чтобы бежать сломя ноги куда глаза глядят. Я так и думал, что сидишь где-нибудь поблизости.

Ну вру я, вру. Ничего я про нее не думал, отложил эту проблему напоследок. Зачем мне вообще ее искать, если я не найду воды?

— Сильно он ранен? — не обратив никакого внимания на явный упрек, прозвучавший в моем голосе, живо заинтересовалась ханша.

— Болт розочка легких ран не оставляет, — мрачно буркнул я и предложил, протягивая ей руку: — Пошли к нему, чего тут сидеть.

Она как-то испытующе, искоса поглядела на меня, чуток подумала… и ловко, без моей помощи поднялась на ноги. Похоже, ханша только притворяется изнеженной госпожой, невольно мелькнуло в голове, а на самом деле из тех женщин, что по выносливости оставят далеко позади некоторых мужчин.

Шалаш мне пришлось перестроить, и на это ушли еще пара сломанных деревьев, мой халат и почти час времени. Я, конечно, торопился, как мог, но из корявых веток и без инструментов особенно быстро не построишь. Тем более что пришлось переносить свою постройку на другую сторону холма. После полудня именно там должна быть тень, а это для нас не такое маловажное обстоятельство, чтобы им можно было пренебречь.

Вот так и получилось, что солнце было уже почти в зените, когда я все-таки отправился на поиски воды. Оставив своих подопечных под ненадежной защитой неказистого шалаша. И взяв клятвенное обещание с Саялат, что ханша непременно начнет кричать или визжать, если рядом с ними появится кто-нибудь чужой или опасный.

От шалаша я уходил с большой неохотой и тяжелым сердцем. Не люблю оставлять беспомощных друзей и просто хороших людей наедине с такими мутными личностями, как ханша. Я немало повидал людей, и среди них было много женщин, но ни разу еще мне не встречалась такая переменчивая и противоречивая особа, как Саялат.

Вот ханша выяснила, что воды у нас нет ни капли, и шлепнулась, пригорюнившись, прямо на песок, а ее поджатые губы задрожали так обиженно, что у меня невольно проснулось ощущение собственной вины. И как я посмел увлечь бедняжку в портал и не захватить при этом кучу совершенно необходимых ей вещей! А бедняжка всего через полминуты яростно наступает на меня, крепко стиснув кулачки, и с тупым упрямством кричит, что ни за что не будет сидеть в одном шалаше с раненым. Потому что боится мертвецов. И ее упорное нежелание понять мои терпеливые объяснения злит просто до бешенства. Теперь уже я сам впиваюсь ногтями в ладони, чтобы сдержаться и не влепить ей вполне заслуженную оплеуху.

Справедливости ради надо отметить — мою вспышку гнева она заметила сразу и мгновенно стала тихой и покладистой. Вот только в глазах мелькнуло то ли понимание, то ли испуг. И не понять, какие чувства она скрывает, возможно, осознала мою правоту, а может, и наоборот, затаила злобу и в подходящий момент не преминет отомстить.

Я ухожу от поникшего в жарком безветрии цветного лоскутка по широкой спирали, решив, что обидно будет, исследовав одну за другой три стороны, в четвертой обнаружить драгоценный источник. Ведь именно так обычно и бывает, по закону подлости.

Однако воды близко нет, ни по каким законам. Нет и намеков на ее присутствие в виде следов животных или караванных путей. Впрочем, это вовсе не значит, что воды здесь нет вообще. В каждом следующем ложке может обнаружиться зеленый клок травы, вытоптанный копытами быстрых джейранов, и если под ним выкопать ямку, то в ней начнет медленно скапливаться грязная жижа. Которая после отстаивания и процеживания превратится в несколько глотков мутной, солоноватой воды.

Вот только найти такой ложок мне пока не повезло. Уже третий час бреду я по холмам, постепенно теряя силы и надежду, а солнце, намертво застряв в центре выцветшего небосклона, жарит так безжалостно, что перед глазами начинают плыть разноцветные круги. И я с каждым разом все дольше взбираюсь на очередной холм и все тяжелее при этом дышу. Я вообще не люблю ни особой жары, ни солнца, разве только в комплекте с морским пляжем.

Воспоминание о ласковых прохладных волнах, послушными котятами щекочущих подошвы, полоснуло по сердцу горечью ностальгии, и я решительно повернул назад. Что ж, раз не удалось найти источник, попробуем собрать ночью росу, иногда ее здесь бывает столько, что можно выжимать покрывала. О том, что зачастую не бывает вовсе, я стараюсь не вспоминать. Как и о ране Хенрика. Лучше всего подумать о ханше, эта тема хоть и вызывает у меня раздражение, но это лучше, чем безысходность.