Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)

Двуногий продолжал хранить молчание. Барс осторожно подошёл, понюхал, потрогал лежащего лапой, каждую секунду готовый ударить. Двуногий был жив, но почему-то притворялся мёртвым. Он не пытался укусить хотя бы раз — так не поступает даже суслик: один из них, пойманный барсом, довольно крепко цапнул его за нос, прежде чем испустил дух.

С врагом, который не сопротивляется и не бежит, барс драться не мог. Его сородичи пользовались у людей дурной славой, но разве ведомо людям, что у барсов существует своё понятие чести?

Он повернулся, чтобы уйти. И увидел второго двуногого. И тотчас увидел бледное жало пламени, но не услышал выстрела. Просто рухнула на голову гора и — свет померк.

Потом он вскочил и прыгнул. Не на двуногого, а в промоину, оставленную горным потоком. Сзади трескуче рвался воздух, а он мчался всё выше и выше, к спасителям-скалам. Из-под его лап с шумом сыпались камки — он не обращал на них внимания.

Добравшись до пещеры, барс забился в самый дальний угол, Он лежал там, пока зашло солнце. Но и с наступлением темноты не оставлял убежище, а только подвинулся к выходу из пещеры. Ныла нога, жгло голову, на которой пуля, ударившись вскользь, вспорола кожу. Недоумение и растерянность томили барса. Ночь, когда он чувствовал себя неподвластным владыкой, сегодня таила в себе что-то новое, угрожающее, неодолимое. Ночь стала не союзницей, а врагом, подкрадывающимся со всех сторон.

Барс лежал, обхватив лапами валун и положив на него голову. Прохлада камня немного приглушила боль. Но на сердце было тоскливо. И зелёные огоньки звериных глаз то разгорались, то гасли в кромешной тьме пещеры.

Перевод В.Курдицкого

Ташли Курбанов Родинка

Кешек благодушествовал: завтрак был отменный (О, Хаджат, дорогая моя искусница!), и теперь так приятно попить чайку, сидя в любимого кресле у окна. А главное — воскресенье, спешить никуда не надо. Одного этого достаточно, чтоб у Комека стало хорошее настроение.

Вошла Абадан, положила перед отцом утреннюю почту. Комек жадно схватил газеты: без них и отдыха не мыслил. Читал он газеты на свой, особый лад. Три первые страницы его не интересовали, зато четвёртую он изучал (иначе не скажешь) с пристальным вниманием — выискивал заголовки: «Что где случилось», «Происшествия», «Из зала суда». Информации о пожаре, краже, аварии, разоблачения какого-нибудь мошенника перечитывал по два, а то и по три раза, наслаждаясь от души. Если же ничего такого не оказывалось — скучнел и бранил журналистов: сплошь ротозеи и лодыри, не могут ничего интересного сыскать, сохни тут по их вине без духовной пищи, чему их учат, за что только им деньги платят, зачем он, Комек Шазадаев, столько различных изданий на дом выписывает…

Вот и сегодня. Ну ни-че-го! Даже некролога завалященького нет. О чём редактора думают, составляя воскресные номера? Ведь самый досуг у людей, только и почитать.

В том, что материала для возлюбленного им чтива жизнь поставляет предостаточно, Комек Шазадаев не сомневался. По его представлениям, ограбления, драки и тому подобное каждую ночь совершаются десятками. Многие люди, днём выдающие себя за порядочных, с наступлением темноты становятся просто-напросто бандитами. Сам он после десяти вечера никогда из дома носа не высовывал.

Раздражённо перелистав принесённые дочерью газеты, Комек собирался отложить их, как вдруг взгляд его наткнулся на небольшую, в две колонки, заметку, набранную мелким шрифтом.

« Дорогая редакция!»

Письмо в редакцию? Ну, хоть письмо. Интересно, о чём?

« Я остался круглым сиротой, когда мне было шесть лет. Тогдашний секретарь нашего сельсовета Аманмурад-ага поместил меня в детский дом в райцентре, где я воспитывался и получил начальное образование. Потом поехал учиться в город, окончил сельхозтехникум, сейчас работаю в родном колхозе механизатором. Три года назад я женился, а прошлой осенью родились у нас близнецы — двое сыновей.