Принесли милки смолы, сложили в одну кучу. Люди смотрят, не понимают, что придумал Ых-нивнг.
Ых-нивнг развел большой огонь, растопил смолу. Каждому милку дал по щепе и сказал:
— Отведайте приправу.
Жадные милки, оттесняя друг друга, набежали к кипящей смоле, зачерпнули и проглотили. И тут же заживо сгорели.
Ударил Ых-нивнг саблей по цепям, перерубил их, освободил людей. Три брата помогли Ых-нивнгу добить милков. Побросали всех милков в костер. Затем Ых-нивнг разрубил крюк милков, куски побросал в костер.
Велел Ых-нивнг ястребу, чтобы тот доставил людей на Ых-миф. А сам сел на лебедя, полетел дальше.
Долго летел лебедь, устал. Уже из сил выбивается. Видит Ых-нивнг: висит серебряный амбар на золотой нитке. Кое-как долетел до него лебедь.
Серебряный амбар, раскачиваясь на золотой нитке, полетел вверх. Летел-летел амбар, остановился. Выпрыгнул Ых-нивнг из амбара, видит: такая же земля, как и Ых-миф. Только травы и деревья ровные, будто подстриженные. И тепло — солнце такое же, как и на Ых-мифе. Еще увидел большой серебряный дом. Из него вышел крепкий мужчина в золотой одежде. «Кто это?» — подумал Ых-нивнг.
— Долго же ты шел ко мне, мой сын, — сказал мужчина.
— Отец мой! — только и воскликнул наш человек.
Провел Бог Девятого неба нашего человека в дом, угостил его земным кушаньем: жирной кетовой юколой, ягодой всякой.
Отдохнул Ых-нивнг с дороги. И на другой день разговор держали.
— Очень высоко живешь, отец мой, — сказал Ых-нивнг.
— Высоко, потому что большие заботы требуют этого, — сказал Бог Девятого неба.
— Какие же заботы занимают тебя? — сказал Ых-нивнг.
— Там, на Ых-мифе, ты много раз видел дождь, много раз слышал гром и каждую ночь видишь звезды. Дождь — это слезы людей восьми миров. Могучие кинры и милки горе на них наводят. Гром — это я скалы обрушиваю на кинров и милков, молнии — это мои стрелы, которыми я поражаю врагов, звезды — это глаза кинров, они высматривают свои жертвы. Много забот у меня. Их хватит на много тысяч лет. Я знаю, ты большие подвиги совершил. Но на Ых-мифе еще много бед и зла. Я сделаю, чтобы твой дух был бессмертен. Только пусть зов дороги и подвигов не покидает тебя.
Закончил Бог Девятого неба свою речь, и Ых-нивнг почувствовал, как перевернулась земля под ним, и он полетел вниз. Долго летел, пока не упал в море. «Наверно, утону, я ведь не умею плавать», — подумал Ых-нивнг, захлебываясь. И тут кто-то подхватил его и вынес на поверхность моря.
Смотрит Ых-нивнг, оглядывается: сидит он верхом на дельфине.
Вынес Ых-нивнга дельфин на берег прямо напротив стойбища рода трех братьев. Встретили Ых-нивнга люди рода трех братьев, устроили игрища в честь его.
И вечером после игрищ старший брат сказал:
— Наш гость, почетный, храбрый и всемогущий Ых-нивнг, мы считаем для себя великой честью породниться с тобой. Возьми в жены самую красивую девушку из рода трех братьев.
В это время открылась дверь, и женщины ввели луноликую девушку. Ту, которая лучше всех танцевала тихд на медвежьем празднике. Ту, которая лучше всех сочиняла песни на медвежьем празднике.
Ых-нивнг только и сказал в восхищении:
— Луноликая…
Так и осталось это имя за первой женой Ых-нивнга.
Прожил Ых-нивнг с женой всего одну луну. И опять засобирался в дорогу. Надо увидеть мать свою, услышать ее слово.
Обвязался Ых-нивнг нау — священными стружками, вооружился копьем и саблей, вышел к берегу моря, позвал дельфина. Приплыл дельфин. Сел на дельфина Ых-нивнг, и дельфин унес Ых-нивнга в море.
Долго плыл дельфин. Ветер и штормы били Ых-нивнга. Цепко держался человек и только смотрел вперед. Проплывал он мимо разных островов.
У одного острова он услышал крики: кто-то звал его. Посмотрел Ых-нивнг, на берегу много милков. Это вех-ры — злые силы. А те, голые, бегали по берегу, звали Ых-нивнга, обещая любовь. И тут Ых-нивнг услышал печальный голос Луноликой:
Повернул Ых-нивнг своего дельфина, поплыл от берега. Но тут услышал за своей спиной ликующие крики. Оглянулся: его догоняют морские милки верхом на большой касатке. Быстро плывет касатка, плавником-саблей разрезает волны.
«Уж не смерть ли меня нагоняет?» — подумал Ых-нивнг и приготовился к битве.
Подпустил касатку ближе, ударил саблей по плавнику-сабле. Раз ударил, два ударил — перерубил. Копьем пронзил касатку, а милков порубил саблей.