Лана лучезарно улыбалась ему в ответ, но только до определенного момента, когда Муавии стало нехорошо.
Разрывающаяся боль внутри нарастала с троекратной силой, усиливаясь в районе сердца. Гул в ушах и полная дезориентация в комнате. Муавия соскользнул на пол, а затем тихонечко застонал. Радужку мальчика наполнила чернота, а в биении его сердца ощущалось что-то иррациональное, совершенно не поддающееся какому-либо объяснению. За последнее время это уже был четвертый болезненный приступ, с которым мальчик был не в состоянии бороться.
Ни его сила, ни магия не помогали.
Он чувствовал в себе перемены и боялся об этом кому-нибудь рассказать. Ведь тогда может случиться беда. И он останется один. Одиночество пугало ребенка больше всего на свете. Подсознание нашептывало, что поболит и пройдет. Мальчик рос, и никто не участвовал в воспитании, кроме Охотника и его жены. Они искренне проявляли о нем заботу, приютили, стали обучать всему, что сами знали или слышали, и как бы вот то, что с ним происходило, совершенно никуда не вписывалось.
Боль отступила, Муавия поднялся с пола и вновь посмотрел на красивую девочку в люльке.
– Когда-нибудь ты станешь моей, и этого никто не изменит…
На лице мальчика расцвела торжествующая улыбка, чернота с радужки исчезла, и только крошка Лана заходилась в истерике от происходящего. Девочка, не умея говорить, уже ощущала благодаря своему дару темную силу, исходящую от такого привычного и горячо любимого ею Муавии…