— Я слышал.
— Ну и отлично, — сказала Харриет, разозлившись на саму себя. — Мы будем ждать вас.
Три дня шел нескончаемый дождь. Долгими часами герцог сидел в библиотеке, и Харриет не покидало ощущение, что Гриффин что-то замышляет. Сколько ни размышляла она о той ночи, когда он обучал ее искусству удовольствий, она не чувствовала сожаления. Харриет было любопытно, каким был Гриффин до смерти брата. Если верить тому немногому, что она услышала от леди Паулис, герцог не всегда был мужчиной, который сейчас притягивал и пугал ее в равных пропорциях. Но в любом случае Харриет была благодарна герцогу за то, что тот не упомянул ни об одной женщине, ни за чаепитием, когда он заглянул домой на пару часов, ни поздно вечером, когда сидел с ней и тетушкой в библиотеке.
А однажды вечером за ставшим уже традиционным бокалом бренди, когда Харриет делала вид, что читает книгу, леди Паулис ошарашила всех своим заявлением:
— Такими темпами ты никогда не женишься, Гриффин. А я уже соскучилась по замку.
Герцог неожиданно бросил на Харриет взгляд, наполненный такой силой, что ее обуяли одновременно страх и надежда.
Той ночью ей не спалось, она покинула свою постель и бродила по дому. В былые дни она могла красться неслышно, как мышь. Она могла видеть в темноте не хуже кошки и слышала, как просыпается хозяин дома, чтобы спросить слуг, не забыли ли они запереть все двери и окна.
Как-то раз она рассовала по карманам и под складками платья целый серебряный сервиз и прошла от Гросвенор-сквер до Сент-Джайлза словно рыцарь в латах. Ей улыбнулась удача, и не пришлось спасаться от погони или отбиваться от насильника, она добралась до дома без приключений.
В те далекие дни она зависела от инстинктов. Но когда речь шла лишь о выживании, жизнь не казалась такой сложной. Ей было все равно, что думают о ней люди. И ей не приходилось входить в логово голодного мужчины в одной прозрачной ночной рубашке, стоять пред ним и терпеть огонь желания в его глазах.
— Что-то случилось? — спросил Гриффин, вставая из-за стола.
— Я не могу спать.
— Тогда…
— Я не могу есть.
— И читать, — добавил Гриффин, соглашаясь.
— И уделять внимание просьбам вашей тетушки.
— И картам, в которые вы раньше так любили поиграть в клубе.
— Но это еще не все, — сказала Харриет. — Вы лично, как, впрочем, и весь клан Боскаслов, виноваты в этом. Мне здесь не место. И…
Голос ее надломился. Гриффин вышел из-за стола, кивая, словно все, что она говорила, было наполнено глубоким смыслом.
— И это тоже еще не все, — прошептала Харриет, глядя Гриффину в глаза. — Я решила, что в силу вышесказанного не могу служить вашей семье и не останусь более в вашем доме ни дня.
— В силу вышесказанного? — мягко переспросил он, делая ей навстречу еще один шаг.
Харриет приоткрыла рот.
— Это официальное уведомление, ваша светлость. И я не шучу.
Гриффин скептически осмотрел ее с ног до головы.
— Вы делаете ваше уведомление, стоя передо мной в ночной рубашке? — Герцог протянул руку и провел кончиками пальцев по ее шее вниз, к вязаной тесьме чуть выше ее грудей. — И в такой непристойный час? Боюсь, я не могу принять вас.
— Но и остановить меня вы тоже не можете.
— Понимаю.
— Тогда…
— Ситуация усложнилась, — сказал Гриффин мрачно. — Я найду вам другую работу до конца недели.
Гриффин подхватил ее на руки и опустил на ковер. Несколько секунд они страстно целовались, лаская друг друга через одежду. Совсем скоро Харриет уже гладила пальцами его возбужденную плоть, не в силах скрыть свои эмоции. Ей казалось таким естественным отдаться ему. Должно быть, она была рождена для его умелых рук, которые уже раздевали ее и нежно, но настойчиво возбуждали все сильнее и сильнее.
— Харриет, — страстно прошептал он, — ты хоть понимаешь, что я каждую ночь сижу здесь за столом и жду тебя, чтобы ты вошла и отдалась мне вот так?
Харриет задрожала. Его пальцы сводили ее с ума. Голова шла кругом. Харриет прижалась к его твердой груди, покрывая поцелуями его голые плечи, шею, и улыбалась сама себе.
— Я знала, что вы нарочно оставили вырезки с непристойными картинками.
Его пальцы продолжали свое запретное путешествие по ее телу, отчего кровь в жилах убыстряла свой бег. Когда он неожиданно склонился над ней всем телом, Харриет застонала и откинулась на спину. Он впился губами в ее рот, оставляя без дыхания на долгие секунды, затем прервал поцелуй и прохрипел:
— Но больше они мне не нужны, ведь так? — Его пальцы продолжали свое дело. — Кроме того, картинки ничто пред твоей истинной красотой. Зачем портить такие совершенные формы, дорисовывая бедра, накачанные, словно воздушный шар?
— Вот и я не понимаю зачем, да еще и третью ногу пририсовали, — сказала Харриет, отвлекшись на секунду от колдовства его пальцев.
Гриффин замер в недоумении, затем рассмеялся:
— Это не третья нога, глупенькая, это та часть меня, которая должна была войти в тебя.