Жениться по любви...(СИ)

Ламберт вопросительно посмотрел на Георга: что за тип у тебя и почему ты ему так много позволяешь? Тот сморщил нос и дёрнул плечом: «Потом». Ламберт неодобрительно хмыкнул, прошёл к старому рассохшемуся креслу у камина и сел полубоком на жалобно скрипнувший подлокотник: сложением все пятеро сыновей покойного сира Гуго пошли в отца, высокие и худощавые, но отнюдь не хрупкие. Камин по летнему времени не топился, и закопчённые камни ощутимо тянули невеликое тепло из комнаты с толстенными стенами и крошечным узким окошком — старый замок по-настоящему не прогревался никогда. Ламберт даже подумал с лёгким злорадством, что нахальный тип наверняка продрог в своём щегольском льняном одеянии.

— Карл в качестве управляющего меня вполне устраивает, — неприязненно ответил Георг на совет найти нормального управляющего. — Он по крайней мере честный человек.

Торговец (торговец, очевидно?) иронически усмехнулся.

— Честный человек, не знающий законов и не умеющий пользоваться возможностями, которые они дают? Я предпочёл бы мошенника, который не забывает ни о своих, ни о моих карманах, но дело, разумеется, ваше, господин барон. Хотите и дальше переплачивать налоги вдвое — кто ж вам враг?

— Ваши условия? — перебил его Георг.

— Пятнадцать процентов годовых и разрешение открыть лавку в Волчьей Пуще.

— Если вы откроете свою лавку, вы разорите Томаса.

— Я дважды предлагал ему продать лавку и остаться в ней приказчиком, — возразил торговец. — Уверен, доходы господина Кааса удвоились бы. Он однако желает вести собственное дело, я тоже. У меня до сих пор это получалось немного лучше.

— Нет. Разорять моих людей я вам не позволю.

Тот посмотрел на Георга с искренним вроде бы уважением.

— Отвык я в крупном городе от сеньоров вроде вас, господин барон, — сказал он. — Но когда я хочу заняться благотворительностью, я плачу’ лекарю за осмотр бедолаг, лежащих в притворе храма Канн. В ущерб своим интересам помогать нестарым здоровым мужчинам я не вижу ни смысла, ни необходимости. Простите, господин барон, но заём под смешные пятнадцать процентов в год я готов предоставить только в обмен на разрешение открыть у вас свою лавку. Если нет, то… — он развёл руками. — Любой ростовщик в Озёрном даст вам хоть десять, хоть пятьдесят тысяч, сами знаете. А я не ростовщик, мои деньги должны работать.

Георг выругался, наглый торгаш философски пожал плечами.

— Добрый совет бесплатно желаете, господин барон? — спросил он, свернув карту в трубку и похлопав ею по ладони. — Приданое гораздо лучше займа, а у вас есть брат, ещё не состоящий в браке, — он слегка поклонился Ламберту, обозначая, о ком речь. — Вместо такого же небогатого, безземельного, но со звонким именем супруга возьмите парнишку из тех же Меллеров: они мало того, что неприлично богаты, так к тому же воспитаны и образованны куда получше большинства ваших соседей. Будете в дополнение к полученным деньгам всю зиму слушать почти профессиональную игру на лютне и Энн-Сеннат на языке оригинала. Тем более, что в родстве у Меллеров уже и владетели Камышовой Башни, и князья Ак-Дага — вы будете не первыми.

— Не первыми, кто продал имя за десять тысяч? — кривенько ухмыльнулся Георг. — А свою родню не предлагаете, сударь Вебер-Меллер?

— У меня имеются только уже состоящие в браке племянники и едва ли вам подходящий признанный бастард, мать которого особа очень известная, но при этом женщина простого звания, — усмехнулся тот. — С сыном главного судьи графства от очень небогатой девушки с родословной в два локтя длиной даже сравнивать смешно.

Георг с Ламбертом одновременно и совершенно одинаково поморщились. Супруг Максимилиана, тот самый признанный бастард «главного судьи графства от очень небогатой девушки с родословной в два локтя длиной» успел в каких-то два месяца извести своим нытьём всю Волчью Пущу и был отправлен погостить к отцу в Озёрный на праздники Солнцеворота. Там он, навещая и поздравляя друзей и родственников, задержался аж до самой весенней распутицы, когда просто не смог вернуться к супругу, а затем сдружившийся с ним за зиму (сплетники болтали об очень близкой дружбе) внук графа позвал его с собой в поездку на юг, в Белые Увалы, с как бы дипломатической миссией. Максимилиан с нескрываемым облегчением позволил Винсенту сопровождать сира Готфрида в этой поездке, послав ему письмо с официальным разрешением. Запечатывая конверт, он в сердцах прибавил: «И можешь вообще не возвращаться!» Передал ли эти слова посыльный, Девятеро знают, но ответа Макс не дождался. Неловко признавать, однако деньги, полученные за то, чтобы ублюдок вошёл в старинную семью с безупречной репутацией, были уже не только получены, но и потрачены, а сам сир Винсент — ныне не бастард главного судьи, а супруг сира Максимилина из Волчьей Пущи — на хрен никому в этой дикой, нищей и опасной Волчьей Пуще не сдался. И собственному супругу — прежде всего.

— И кто же матушка вашего бастарда? — спросил Георг, явно думая при этом совсем о другом.