Женька-Наоборот

И верно: не будь вокруг посторонних, Алеша преподнес бы Ире несколько милых словечек, хотя и пригласил ее сдуру на вальс. Он виновато подмигнул Тане: ему вспомнилось, как здорово потрудились, перебрасывая кирпичи, ее несильные руки. Эти руки знакомы ему еще в крошечных пестрых варежках, они и тогда не ленились — лепили снежных баб, выводили стены ледяной крепости, а то и замахивались лопаткой на обидчиков…

— Белый танец! — громко объявил Петя Корытин. — Кавалеры стоят на своих местах, приглашают дамы. Отказываться запрещено.

Белым танцем может быть вальс или краковяк — что угодно. Главное — девочки сами выбирают себе партнеров. Ожидая приглашения, кавалеры равнодушно посмеивались, что вовсе не помешало многим невзначай пригладить волосы или оправить рубаху. Один Женя Перчихин не шевельнулся, не поднял с перил лохматую голову. Валентина Федоровна отыскала Таню:

— Все-таки послушай меня… Пригласи Женю. Это будет началом, поняла?

Таня вроде бы поняла, но повела себя очень странно. Подойдя к Жене, вдруг спохватилась и тут же оказалась возле Рязанцева. Вряд ли она не заметила, что к нему уверенно приближалась Ира Касаткина, с которой Алеша, можно сказать, открывал бал.

Рязанцев просто не имел права отвергнуть Касаткину, но и он позволил себе нарушить закон «белого» танца. Подхватил Таню: «Спасибо за приглашение!» Другая дама что-то хотела крикнуть, но так и осталась, разинув рот.

Проводив взглядом красные туфельки, привставшие на цыпочки, еле поспевающие за большими мальчишечьими башмаками, Валентина Федоровна приняла решение, которое после случая с бутербродами было не так-то просто принять: сама подошла к Жене.

— Слышал? Белый танец! Отказываться от приглашения нельзя.

Сонные черные глаза недоуменно взглянули на классного руководителя. Парнишку, видно, сморило. Сейчас он не колючий, не дерзкий, какой-то совсем обмякший.

— Потанцуем, Женя? Вставай.

Женя будто спросонья улыбнулся:

— А я не умею… Правда. Ни разу в жизни не танцевал.

Валентина Федоровна тоже заулыбалась, но улыбку тут же смело. Придя в себя, Перчихин стал прежним Перчихиным:

— Приглашайте отличников, своих любимчиков. Мне-то чего ногами дрыгать? И без того все в башке перепутано. Разные ваши дурацкие законы Ньютона.

Еще повезло, что он говорил сипло, не заорал на весь теплоход.

Разберись-ка в этом мальчишке! Недавно, получив двойку за контрольную на второй и третий закон Ньютона, проявил возмутительную беспечность. Да, видно нельзя доверять его безразличию. И вообще… Почему минуту назад он вдруг показался таким славным?

…Смолкла музыка, стали собирать деньги на лимонад. Смуглый, как индус, Костя Юсковец обходил ребят с красной, расшитой золотом тюбетейкой, в которой уже побрякивали монетки.

— Давайте, давайте, — приговаривал он. — Освежимся. Вода в бачке теплая, противная.

Принимая деньги от Тани, Костя сказал:

— Когда вы наконец всыплете вашему Перчихину? Совсем обалдел. Предложили ему по-хорошему вступить в пай, а он загримасничал: «Вы жрали, вы и пить захотели. А мне к чему?»

— Всыплем, — ответила Таня. — За грубость. За все про все. Но пить ему, возможно, и вправду не хочется.

Как только из буфета притащили фруктовую воду, как только разлили ее по бумажным стаканчикам и пересохшие губы ребят коснулись пенистой влаги, на палубе показался молоденький круглолицый матрос. Он строго спросил Валентину Федоровну:

— Где этот ваш шальной? Тот, что расписание нам нарушил?

Глянув туда-сюда, матросик исчез и вскоре притащил упирающегося, отбрыкивающегося Женю:

— А ну, отвечай при товарищах. Почему возле бачка лужа?

— Какая лужа?

— Мокрая. С тебя, дурень, ростом. Давай объяснение: почему кран был открыт?

Валентина Федоровна всполошилась:

— Отвечай, Перчихин! Ты что, воды в рот набрал?

— Именно воды! — подхватил матрос. — Чуть не весь кипяченый запас уничтожил, цельный бачок. Как говорится, жаждою томим…

«Жаждою томим», — подумала Таня и бросила взгляд на Валентину Федоровну. Та стояла с таким виноватым видом, словно она сама забыла завернуть кран. И очень просила матроса поверить, что в их школе — честное слово! — таких безобразий ни с кем никогда не случалось.

— Жаждою томим, — шепнула Таня Алеше. Она уже не помнила о пари, о том, что ей надо кого-то там «увлекать беседой». Она, волнуясь, ждала совета, — Ты понял, что это сигнал бедствия?

— Заунывный свисток?

— Смешного ничего нет. И сними ты свою панаму.

— Ладно, сниму. Все-таки что стряслось?

— Валентина Федоровна была права. Теперь ясно: он врал, уверяя, что вовсе не хочет есть. Вот ты, Алешка, ничего в медицине не смыслишь, а я знаю, какой вред организму наносит длительное голодание. Особенно высшей нервной деятельности.

— Да ты про что? — ошалело спросил Алеша. — Какой вред? Кому?

— Тому, чья нервная деятельность и без того не в порядке.

4. Второе пари

Выпив залпом уже выдохшийся, без единого пузырька, лимонад, кинув за борт бумажный стаканчик, Таня шепчет Алеше:

— Думай!