Читаем Женька - раз, Женька - два... полностью

— Летчик! Летчик! — засмеялся Женька. — Мама, правда?!

— Правда…

Женька запрыгал, захлопал в ладоши и повис у матери на шее.

— Ты чему так радуешься? — осторожно разнимая его руки, спросила она.

— Как ты не понимаешь? — Женька удивленно посмотрел на маму. — Он —летчик, значит, летает на самолетах. Поэтому ему некогда. Вот он и не приходит.

— Твой папа очень хороший человек, — тихо произнесла мама и обняла Женьку.

— Ну да, хороший, — мальчик снова удивился: странная какая-то сегодня мама — простых вещей не понимает.

С тех пор они почти не разговаривали об отце так, как в тот раз. Но Женька все равно знал про него все.

Он представлял отца на быстром самолете, как тот летит над холодным морем и сбрасывает прямо на рыбацкий корабль письма и сети, и удочки, и другие нужные вещи. А полярникам, которые жили на льдине с флагом, отец привез один раз огромную живую елку, зеленую, с блестящими разноцветными шарами, почти такую же, как стояла в Новый год у Женьки дома.

Больше детсадники не приставали к нему с дурацкими вопросами. Они завидовали Женьке: не у каждого отец — летчик!

Тут он вспомнил один случай, после которого стал самым важным человеком в детском саду. Ребятишки из малышовой группы ходили тогда за ним толпой. А из других — подлизывались: кто жвачку принесет, кто шоколадку. А Ирка Радунская даже апельсин большущий отдала, которым её бабушка угостила. Женька вздохнул: сколько он тогда сладостей перепробовал! И все из-за Снежка, из-за лайки. Мама её из тайги привезла. Он сам ошалел от радости. Бегал вокруг собачки и поминутно спрашивал:

— Она настоящая?

Мама смеялась:

— Конечно. Видишь, вон уж и лужа под ней.

— От снега? — понял Женька.

Он улыбнулся воспоминаниям: какой же он был дурачок!

Лайку поэтому и назвали «Снежком». Щенка устроили на ночь в коробке из-под торта. Он немного повозился, повизгивая, но вскоре привалился к стенке коробки, откинул в сторону толстые лапы и засопел.

А когда они с мамой прощались перед сном, Женька, накручивая на палец шелковистую мамину прядку, попросил:

— Ты напиши папе «спасибо», ладно?.. За Снежка. Его ведь папа подарил?

Мама поцеловала его и сказала:

— Ты угадал. Вернее, мы вместе: папа и я.

Женька вздохнул. Неужели Евгений Иванович и есть его настоящий папа?! В носу защипало. Хорошо девчонкам: реви, сколько хочешь…

Солнце торопливо спускалось в тайгу. И темнота, которая до этого пряталась на дне оврага, начала взбираться вверх по склонам, проглатывая кусты и деревья. Она уже тянулась к Женькиным ногам, обдавая их сырым и холодным дыханием.

Заиграл горн: «На линейку пора! На линейку пора!»

Нужно было возвращаться…

Женька пришел, когда все уже построились возле флага правильным четырехугольником. Светка Малышкина, их командир отряда, накинулась на него:

— Ты что, Сергеев, выделываешься?! Тут рапорт сдавать надо, а он гуляет! Мы с ног сбились — тебя искали! Думали, что ты из лагеря сбежал. Говори, где был!

Строй рассыпался, и Женька увидел вокруг множество глаз, устремленных на него. Сгорая от любопытства, таращились малыши. Издали поглядывали воспитатели и вожатые.

«Все знают!» — пронеслось в голове. Женьке захотелось немедленно уйти, убежать из этой живой «клетки».

— Пустите!

Ребята неохотно расступились, и он прямо перед собой увидел Людмилу Петровну. Женька совсем не ожидал этого и окончательно смутился, растерялся. Людмила Петровна подошла к нему, положила на плечо руку и начала что-то говорить. Он плохо слышал и все старался отодвинуться от её руки, но это ему никак не удавалось.

Все смотрели на них. А Женька вдруг вспомнил, что у него сзади на рубашке дырка, прожженная угольком от костра, а голубая пилотка совсем побелела от солнца.

— Иди сюда, Евгения! — откуда-то из-за спины Людмила Петровна вытянула дочь. — Сейчас же извинись за свое свинство!

Но девчонка упиралась, выдергивала руку и смотрела на Женьку-раз прямо, не мигая.

— Я пойду, можно?.. — сказал Женька-раз и, спрятав руки в карманы поношенных шортов, ссутулившись сильнее обычного, побрел к даче.

— Мы приедем завтра! — услышал он. — Евгений Иванович тоже приедет! — но мальчик не обернулся. Только быстрее зашлепали тапочки и выше вскинулись худые плечи…

8.

В палате Женька достал из тумбочки заветную фотографию и принялся внимательно, словно впервые, разглядывать её.

Конечно, это был Евгений Иванович, только молодой, в летном шлеме. Он сидел на крыле самолета и улыбался, а внизу стояла мама и махала рукой. А на обороте круглым и красивым маминым почерком было написано: «Ни пуха, ни пера!» И другим, бегущим — наискось — «К черту!»

Эту фотографию Женька получил в больнице, когда заболел воспалением легких. Он лишь помнил, что в больницу его привезла «Скорая помощь», которая ужасно противно и громко визжала, а потом он долго, очень долго лежал на длинной узкой и жесткой кровати.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века