Они прошли уже Самотеку, миновали ресторан "Нарва", около которого толпился народ, и стали подниматься в гору, к Колхозной.
— Вы меня случайно не в "Форум" ведете? Так я не хочу кино смотреть.
— Нет, не в "Форум".
— А куда же?
Ушаков не ответил, но перед гомеопатической аптекой взял Женьку за руку и резко втолкнул в дверь. Она не успела даже разглядеть вывески на ней и, войдя в помещение, растерянно озиралась, не понимая, куда же привел ее он. Ушаков, не давая ей очнуться, почти силой усадил ее за стол.
— Садись. Будем заявление писать.
— Какое заявление?! Вы куда меня завели? — Женька очумело крутила головой, пока не наткнулась глазами на дощечку над одной из дверей. — Да это загс вроде! — воскликнула, а потом, повертев пальцем у своего виска, пробормотала: — Вы что, старший лейтенант, того?
— Я не того… Сиди! — Он схватил ее за плечо и прижал к стулу, заметив, что она собралась удирать. — Как твоя фамилия и отчество?
Она машинально ответила, а потом снова взорвалась:
— Вы что, всерьез чокнулись?
Ушаков, придерживая ее за плечо, взял лист бумаги, ручку и начал писать.
— Всерьез. Распишемся, я уеду, а ты будешь меня ждать. Поняла?
— Ничего я не поняла! Пустите меня!
— Нет уж, милая, раз я решил — не отвертишься. — Он опять с силой прижал ее к столу.
Женька была в смятении. Она как будто действительно ничего не понимала, на ее лице поочередно выражались то возмущение, то недоумение, а больше всего — растерянность. Вид был у нее немного обалделый. Решительный и приказной тон Ушакова, неожиданность всего этого сковали ее на время, и она не знала, что делать.
— Вы что ж, выходит, влюбились в меня с первого взгляда? — наконец-то нашлась она, усмехнувшись.
— Разумеется, — почти зло ответил Ушаков, не поднимая головы и продолжая писать.
— Ну уж дудки! Так я вам и поверила!
— Ладно, об этом потом поговорим, — бросил Ушаков, — а пока вот держи и подписывай, — протянул он ей бумагу с заявлением.
Женька взяла бумагу и долго-долго, шевеля губами, как маленькая, читала. Лицо покрывалось красными пятнами, потом побледнело. Она приподнялась медленно, и Ушаков не стал ее придерживать, потом долго и внимательно разглядывала его, будто в первый раз видела, и прошептала:
— Вот вы какой… Вот какой… Это вы для меня, чтоб я на фронт не ехала? Да?
— Да! — в сердцах кинул он, но сразу поправился: — Не только. Я хочу, чтоб ты ждала меня. Понимаешь, ждала? Сегодня у нас с тобой ничего не будет, конечно, ты проводишь меня и будешь ждать моего возвращения. Поняла ты наконец, упрямая девчонка?
— Поняла… — тихо, упавшим голосом сказала она и разорвала заявление. Ушаков не успел помешать ей.
— Я напишу другое, Женька. — Он взял лист бумаги и стал писать.
— Не надо, — неожиданно кротко сказала Женька и дотронулась до его плеча. — Не надо… Если вы и вправду хотите, я вас и так буду ждать. Просто так. Вы хотите?
— И не поедешь на фронт?
— Если вы не хотите… не поеду, — так же кротко произнесла она.Пойдемте отсюда, жарко тут.
— Пойдем. Только без дураков, Женя. Остаешься в Москве, начинаешь в своем техникуме заниматься и… и будешь ждать меня. Поняла?
— Вот вы какой… — повторила она дрогнувшим голосом и дотронулась до его руки. — А стою ли я?…
— А это мы потом увидим, — улыбнулся он.
Они вышли на улицу и направились обратно, к Женькиному дому. По дороге она вдруг всхлипнула и бросилась в подъезд какого-то дома. Ушаков хотел было за ней, но раздумал, вынул папиросы, закурил и стал ее ждать. Он почти выкурил папиросу, но Женька не возвращалась, тогда он вошел в парадное. Нашел ее на пятом этаже. Она сидела на ступеньках лестницы и ревела. Он не стал ее успокаивать, а стоял и ждал, когда она выплачется.
— Что ты, глупенькая? — подошел он к ней, когда она перестала реветь.
— Вам и вправду нужно, чтоб я ждала? — подняла она зареванное лицо.Вправду?
— Да, Женя, — сказал он как можно увереннее.
— Это здорово, наверно…
— Что здорово?
— Когда нужна… Я ведь никому особенно не была нужна… Даже Леше, по-моему, не очень… А вы не врете? — Она уставилась на него своими широко раскрытыми глазами.
— Ну зачем мне врать?