Женщина

Сначала – удовольствие от роли замужней женщины: хвастаться сервизами, ручной вышивкой на скатерти, гулять под руку с «мужем». Смех, ссоры (она не умела готовить) и примирения (она быстро остывала). Казалось, это новая жизнь. Но денег больше не становилось, а надо было оплачивать аренду, мебель. Приходилось считать каждую копейку, просить овощи у родителей – своего огорода не было. И жизнь, по сути, всё та же. Каждый воспринимал это по-своему. У обоих – желание чего-то добиться, но у него – страх перед испытаниями, искушение сдаться и принять свою участь, а у нее – убежденность, что терять им нечего и нужно пробивать себе дорогу «любой ценой». Место заводской работницы было завидным, но не настолько, чтобы оставаться там навсегда. Мечта о единственной доступной ей авантюре: открыть собственный магазин. В их паре верховодила она, и он согласился.

В 1931-м они купили в кредит продуктовую лавку в Лилльбонне, пролетарском городке с населением семь тысяч человек, в двадцати пяти километрах от Ивто. Это кафе-гастроном находилось в Валле – районе прядильных фабрик, которые с девятнадцатого века предопределяли судьбу и быт местных жителей от рождения до смерти. Даже сейчас скажи «довоенный Валле» – и сразу всё ясно: небывалая концентрация алкоголиков и матерей-одиночек, сырые стены и младенцы, умирающие от жестокого поноса за два часа. Моей матери было двадцать пять. Должно быть, именно там она стала такой, какой я ее знала, приобрела то выражение лица, те вкусы и тот образ жизни, которые, как я долгое время думала, были свойственны ей всегда.

Денег не хватало, и мой отец устроился на стройку, а затем на нефтеперерабатывающий завод, где дослужился до начальника цеха. Мама управляла делом в одиночку.

Она сразу отдалась работе со всей страстью («всегда с улыбкой», «для каждого словечко найдется») и бесконечным терпением («Я что угодно могла продать!»). Заранее знать, что такое бедность фабричных рабочих – она, хоть и не столь суровая, была ей знакома, – и, полностью осознавая их положение, наживаться на тех, кто сам едва выживает.

Конечно, ни минутки на себя в суете между магазином, кафе и собственной кухней, где начинает подрастать маленькая девочка, рожденная после переезда в Валле. Работа с шести утра (заходят за молоком работницы фабрики) до одиннадцати вечера (засиживаются игроки в карты и бильярд), в любой момент «отвлекают» покупатели, которые приходят по нескольку раз в день. Досада, что зарабатываешь едва ли больше, чем на фабрике, и страх: а вдруг так и не «сведешь концы с концами». Но при этом – своеобразная власть (ведь отпуская продукты в долг, она помогала выжить целым семьям) и удовольствие от общения с покупателями – сколько историй было рассказано в магазинчике! И в конечном счете – счастье полной жизни.

А еще она «развивалась». Поскольку теперь ей приходилось бывать в разных местах (налоговая инспекция, мэрия), встречаться с поставщиками и представителями, она научилась следить за речью и носить шляпку. Покупая новое платье, прикидывала, достаточно ли оно «шикарное». Надежда, а потом и уверенность: больше не надо «с боем брать свое». Помимо популярных романов Делли и трудов Петра Пустынника, она стала читать Бернаноса, Мориака и «скабрезные истории» Колетт. Моему отцу «развитие» давалось хуже: он по-прежнему был застенчив и грубоват, днем работал на фабрике, а вечером в роли владельца кафе чувствовал себя не в своей тарелке.

Были мрачные годы экономического кризиса, забастовки, Леон Блюм («первый, кто встал на сторону рабочих»), социальные реформы, ночные вечеринки в кафе; приезжали ее родственники (матрасы клали во всех комнатах) и уезжали с полными сумками продуктов (мама легко отдавала, и к тому же ей одной удалось выбраться из нищеты); склоки с «его родней». И горе. Их маленькая дочка росла веселой, нервического склада. На одном снимке она выглядит высокой для своих лет, ножки худые, коленки выпирают. Она заслоняется рукой от солнца и смеется. На другой фотографии, в день конфирмации ее кузины, она с серьезным видом вытягивает вперед руку и играет пальчиками. В 1938 году, за три дня до Пасхи, она умерла от дифтерии. Мои родители хотели только одного ребенка: думали, так он будет счастливее.

Боль, которая постепенно притупляется. Давящая тишина депрессии. Молитвы и вера в «маленького ангела на небесах». А в начале 1940-го – новая жизнь: мама опять ждет ребенка. Я рожусь в сентябре.

Думаю, я пишу о маме, потому что настал мой черед произвести ее на свет.