Женщина–апельсин

Король поблагодарил доктора, назвал его голубчиком и попросил халат и шапочку.

Замученный нападками доктора администратор принес три билета, плохо слушая, что ему объясняют, провел Короля к носилкам с больным и с облегчением показал жестами бортпроводнице, как его все это достало.

Молоденькая и очень привлекательная медсестра, распахнув глаза, оглядела потрясающего доктора с аккуратной черной бородкой, безупречной платиновой сединой головы и бакенбардов, великолепным кольцом-печаткой на безымянном пальце левой руки и умопомрачительным серебристым галстуком на серой рубашке. Доктор улыбнулся ей покровительственно, приподнял простыню и положил к больному свой кейс. Потом он надел халат и шапочку, достал из кармана пиджака дорогие сигареты и протянул ей пачку.

– Как вы думаете, коллега… Я без пальто, а в Москве, наверное, холод собачий?

– Э-э-э… Я?.. – медсестра завороженно смотрела на золотую зажигалку.

Около четырех часов вечера Черепахе Максу позвонили и сказали, что Король прибыл.

– Деньги? – спросил Макс.

– Порядок. Мы его чуть не проворонили, все вышли, а его нет. Собрались уходить, а тут носилки из самолета выносят. Наш клиент в халате, но с чемоданчиком.

– Где? – спросил Макс.

– Купил одежонку в магазине, теперь кушает в кафе.

– Готовь Мусульманку.

– Давно готова, – сказали Максу и положили трубку.

Король задумчиво и медленно жевал в маленькой пиццерии. За столик к нему подсела очень эффектная женщина. Она была необычайно красива. С тонким и смелым размахом совершенно не выщипанных бровей, сросшихся у переносицы, с иссиня-черными волосами и слегка наметившимися усиками над ярким пухлым ртом, с удлиненными зелеными глазами, одетая в немыслимый балахон.

– Кто ты, дитя мое? – спросил Король, оглядев ее и вытерев рот салфеткой.

– Я – бабочка, я – мусульманка! – женщина плавно взмахнула руками, захватывая все пространство вокруг себя прозрачной черной тканью.

– Дай подумать… Гумилев! – Король радостно уставил в нее указательный палец.

– Мандельштам! – грустно возразила женщина и съела кусочек с его тарелки. – Все равно приятно, сейчас мало кто интересуется поэзией.

Король непроизвольно взглянул на кейс у своих ног. С одной стороны, конечно, опасно, но с другой стороны – ночевать негде. Он расплатился, помог Мусульманке надеть очень дорогую шубку и взял на улице такси. Женщина жалась к нему осторожно, говорила мало, только томно вздыхала. Квартира ее была на первом этаже. Король слегка отстранил ее у двери, вошел, осторожно ступая, быстро и профессионально осмотрел крохотную кухню, ванную и туалет, в комнате заглянул за большой и объемный диван, отодвинул занавески. С подоконника на него неожиданно блеснули желтые кошачьи глаза. Король извинился и задвинул занавески.

– Что будем делать? – спросила Мусульманка, сняв свой балахон. Она оказалась в крохотном облегающем платье с тонким золотым ободком на шее.

– Детка, – сказал Король, – мне шестьдесят два года, я хочу принять душ и выпить чего-нибудь. Тебя интересуют ископаемые?

– Ну-у-у… – протянула задумчиво Мусульманка.

Король пошел в душ с кейсом.

Вышел он голый, обмотавшись ниже пояса полотенцем.

– Хотела бы я так выглядеть в шестьдесят лет… – мечтательно протянула Мусульманка.

Король открыл кейс.

Несколько минут они молча созерцали аккуратно уложенные пачки долларов.

– Сколько? – спросила Мусульманка.

– Много. Очень много. Возьми, сколько тебе надо, и скажи, кто и зачем тебя послал.

Мусульманка, поколебавшись, взяла одну пачку сотенных, потом, подумав, еще одну.

– Мне придется исчезнуть на время, если я скажу, ты же понимаешь…

– Кто? – спросил Король.

– Федя, – тихо ответила Мусульманка. – У них намечается большой покер, приехал какой-то румынский князь, Федя хочет его взять сам, я должна тебя уговорить уехать поиграть в Питер.

– Как ты можешь меня уговорить?

– Федя выделил на это дело почти двадцать тысяч. Он готов, чтобы его человек проиграл тебе в Питере двадцать тысяч, только чтобы ты уехал из Москвы.

– Но как бы ты меня уговаривала?

– Что… показать? – Мусульманка плавно опустила с плеча тонкую бретельку.

– А! Нет. Если Федя готов выбросить мне двадцать тысяч, на сколько же он хочет раздеть румына? Похоже, мне пора.

– Отдохни. Ты что, сейчас уйдешь?

Король одевался.

– Тогда я тоже соберу вещички, – задумчиво проронила Мусульманка, доставая большую сумку.

Бутафор одного известного московского театра, на досуге подрабатывающий у Стаса Покрышкина, пристально осматривал неуклюжую, чуточку горбатую фигуру Феди. Два телохранителя не сводили с бутафора глаз.

– Не знаю, что можно сделать… Шея коротковата…

При этих словах охранники вопросительно посмотрели на Федю. Федя улыбался.

– Мне обещали все на высшем уровне, – сказал Макс.

– Конечно, конечно, но придется продумать костюм, чтобы был такой воротник… Понимаете, основную часть красной жидкости и челюсть придется запрятать в большой воротник, ниже пустим жабо. Нет, такой воротник с жабо не пойдет. Разрешите, я мерку сниму. Какой цвет костюма желаете?

Федя желал красный.