Женщина–апельсин

– Разве?

– Понимаете, – Ева слегка улыбнулась, – очень жаль, конечно, что у нас не принято немедленно приглашать адвоката. И никто не напоминает о том, что все вами сказанное фактически уже является показаниями. Вот здесь у меня рапорт инспектора Юмахина, в котором подробно описано, как вы объяснили свой приход в номер Сидорова. Вы сказали о драгоценностях, а потом еще и предположили, что Сидоров сам спрятал эту коробку.

– Да… Я помню, но что здесь странного! Я до сих пор считаю, что этот… извините, прохвост. Нет, сначала, когда я думал, что он – румынский князь, я предполагал у него забывчивость! Теперь я понимаю, что это – просто мошенник.

– Евгений Францевич! Я вижу, вы меня не понимаете, скажу более ясно. Если бы тогда в номере при появлении представителей власти вы заявили, что ни о какой коробочке не имеете понятия, что в глаза ее не видели, то ваши слова мог бы опровергнуть только аферист Сидоров, он же Иностранец, он же Гиря, он же Понедельник. Кстати, до сих пор неизвестно, Сидоров его фамилия или Сидоровчук. Сейчас это выясняется.

– Какой же я осел! – с отчаяньем простонал Король.

– Позвольте не поверить. Я могу перечислить и ваши клички, Евгений Францевич, но больше всего, по-моему, вам подходит кличка Король. Вы начинали лет двадцать назад, обчищали карманы попутчиков по купе, пользуясь своей категорически интеллигентной внешностью и необыкновенной ловкостью рук картежника. Работаете один, умеете хорошо гримироваться, никогда ничего не подсыпали в напитки попутчиков, никогда не наносили увечья. Как бы это сказать… Специалист старой закалки. Как же я могу представить, что вас пригласил в номер незнакомый человек, который в течение двадцати минут разыграл перед вами демонстрацию дорогих безделушек, предлагая их купить, затем запрятал эти безделушки, вызвал милицию и посадил вас, и все это при полном вашем содействии.

– Это просто помутнение! Постойте, Бабочка-мусульманка… Неужели? – Король даже привстал.

– Евгений Францевич, давайте начнем сначала. Давайте предположим, что вы пришли в номер Сидорова, ну, скажем, сыграть пару партий… Во что, Евгений Францевич?

Король безучастно смотрел перед собой.

– Вот, к примеру, преферанс, очень смешное слово. У вас с собой чемоданчик денег, у Сидорова – драгоценности. Денег у него было меньше вашего. Проходит несколько минут, игра еще не начата, судя по найденным у Сидорова нераспечатанным колодам, которые он, как выяснилось, купил в подарок своей «старой мамочке», а у вас обоих пропадают и деньги, и ценности. Как это, Евгений Францевич, а?

– Балконная дверь, – предположил Король.

– Третий этаж! – возразила Ева.

– Номер рядом, – вздохнул король, все так же уставившись перед собой неподвижным взглядом. – Пустой номер рядом. Там тоже есть балкон.

– Вполне может быть, – вынуждена была согласиться Ева. – Это наш недосмотр. Прочтите и распишитесь, я прикажу осмотреть номер рядом.

Гости начали собираться к восьми. В их распоряжении был огромный ресторан и концертный зал. С улицы многочисленные зеваки видели, что у стеклянных дверей гостей радостно встречают здоровяки с бульдожьими мордами в расшитых золотом ливреях. Им не могло прийти в голову, что от дверей гостей просили пройти в небольшую комнату, где быстро и профессионально обшаривали и дам, и господ на предмет оружия. Дамы визжали, господа выражали недовольство, но все тихо-прилично, все ж свои… Подробно объяснялось, что эта исключительная мера вызвана слухами о готовящемся покушении на Федю, если господа опасаются за свою жизнь, то такси еще ждет…

Господа ухмылялись, быстрым и нервным взглядом одаривали своих дам. Дамы, которые успели рот открыть, тут же его закрывали, а которые молчаливые, немного открывали и говорили «пустяки» или «все ходим под богом». Соответственно, именно по этому признаку – открытый-закрытый рот и можно было с ходу определить содержанку или жену приехавшего гостя. Платные девочки, справившись с испугом при обыске, поймав строгий взгляд, переставали щебетать, а серьезные замужние дамы, поймав растерянный взгляд, брали инициативу в свои руки. Так или иначе, но никто не уехал.

Обещали умопомрачительный концерт, большой и необычный сюрприз, «который заставит вас трепетать и никогда не забудется», как было написано в приглашении, именинный торт огромного размера из мороженого и карамели и памятные сувениры каждому.

Федя должен был сказать речь. Конечно, Федя не любил речей, но в подпитии иногда мог минут двадцать пять объяснять что-либо очень доходчиво. Поскольку ему сегодня категорически запретили пить до «сюрприза», Федя нервничал, и речь его была, на радость всем, очень короткой, хоть и не совсем внятной.