Женщина— апельсин

— Я тебе просто скажу. Телохранителя, как и секретаря, даже очень хорошего, в нужник и в постель с бабой с собой не возьмешь — стыдно и неудобно. Я сам себе уже пять раз сказал, что лечу по делу, а не получается. Что-то со мной не в порядке. Ты ее видел?

Секретарь стал листать папку, ища фотографию.

— Не надо! Не надо мне снимков, я хочу попробовать сам узнать ее. Бывает у тебя так, что видишь человека и страшно становится, что ты не с ним. Да я не про баб. Я вообще. Какая-то тяга, сразу понимаешь — это человек твой, твоя судьба.

— Много лет назад много человек одновременно увидели своего человека-судьбу. Потом они его убили на кресте.

— Никита, — сказал Федя задумчиво, — а вот скажи, старый я?

— Ты, Федя, с детства старый, наверное, с интерната. А Макс был всегда молодой. Он как-то не старел.

— Он был мне очень нужен. Всегда. С того самого момента, когда съел нашего учителя физкультуры. У меня не осталось даже его фотографии, он не любил фотографироваться.

— Ты тоже не фотографируешься.

— Верно. Я никак скоро помру, ну что за тоска такая! У меня вся душа растеклась лужей… Бери фотоаппарат.

Секретарь сделал несколько фотографий «поляроидом».

— И что, я там целый? Или меня только половина? — Федя зверем метался по дому. — Собирай вещи.

В международном аэропорту объявили посадку на рейс «Москва — Стамбул».

В салоне самолета приторно пахло дезинфекцией и освежителем воздуха. Федя вздохнул, усаживаясь. С ним ехали двое телохранителей. Секретарь настоял. Федя долго его убеждал, что у него просто отпуск на пару дней. Незачем ему секретарь в отпуске.

Салон самолета был полупустой. Простые русские граждане предпочитали дорогу подешевле, морем. Или чартерными рейсами. Но одна группа туристов все-таки была. Не очень шумная и не очень богатая. Федю тронули за плечо, он, сопя, оглянулся. Телохранитель, сидевший с ним рядом, встал и сунул руку в пиджак. Федя тронул его за локоть. Сидевший сзади возбужденный и потный мужчина в отличном костюме и совершенно идиотской рубашке на мексиканский манер показывал Феде бутылку коньяка и два пластмассовых стаканчика.

— Мужик, — сказал он, — дернем, а? Не нужен нам берег турецкий, а?

Федя вздохнул и покачал головой, закрыв глаза:

— Извини, я только водку.

— Какие проблемы? — Сидевший сзади, страшно довольный собой, покопался в сумке у ног и достал бутылку водки.

Охранник Феди категорично покачал головой. Федя пожал плечами и отвернулся. Охранник сел, убедившись, что пассажир затих.

Через минуту Федю опять тронули за плечо.

— Эй, ты псих или арестованный? Я, в смысле, тебя так везут. — Пассажир с опаской ткнул пальцем в охранника.

Охранник встал. Федя вздохнул. Надо было заказать отдельный самолет. Но для этого следовало чуть пораньше подсуетиться.

По проходу шла обалденная женщина. Большая, мягкая и очень вкусная. Пассажир сзади потерял к Феде всякий интерес, когда она попросила пропустить ее к иллюминатору.

Охранник Феди занервничал и вышел в проход. Он дождался, когда уберут трап, осмотрел свободные сиденья впереди, заглянул под них. Федя вздохнул и пересел. Красотка как раз с удовольствием рассказывала любителю выпить, в каком агентстве моделей она работает и как страшно устала.

Федя устроился поудобней и только хотел привалиться головой и задремать, как почувствовал быстрый и внимательный взгляд. Через проход сидел старик и делал вид, что Федя ему совсем не интересен.

Федя уставился перед собой, соображая. Через пару минут он вспомнил старика и удивился. Повернул голову и посмотрел на старика в упор.

Старик взгляда не отвел, но и не выразил желания поздороваться.

«Может, он и не помнит всех, кого кормит… — Федя откинул голову и закрыл глаза. — Всю жизнь жарить, варить. Это же просто кошмар. Но эта рыба с вишнями у него — объеденье. Самому, что ли, подойти… позже…»

Идиотский смех фотомодели отозвался у него в голове пронзительным колокольчиком. Оглянулся старик. Он быстро и резко отвернулся, но Далила успела его заметить.

Самолет взлетел.

В южном мокром и ветреном городке у Евы поднялась температура. Ее сопровождающие, посовещавшись, решили планов не менять. Еву легко взял на руки высокий и худой турок, она открыла глаза. Небо то уменьшалось до размера воздушного шарика, то взлетало серым полотном, трепеща и хлопая. Потом небо превратилось в парус — это парус хлопал на ветру. Запахло морем и мазутом. Еву укутали в дорогую меховую шубу, но ее все равно трясло. Худой турок спускался вниз по ступенькам осторожно. В трюме пахло вкусной едой и духами. Еву положили на койку, она захватила рубашку в кулак у худого турка. Он молча, не удивившись, стал осторожно отдирать ее пальцы.

— Еще один укол, — прошептала она в близкое темное лицо с пористой кожей, — я сама себя убью!

Турок неуверенно улыбался, отдирая ее руку.

— А больше и не потребуется, сейчас отплываем, Наташка! — Веселый и молодой женский голос удивил Еву. Она быстро повернула на него голову:

— Я не Наташка.

— Мы тут все Наташки, так что — с отплытием тебя.