Женщина и мужчины

– Мы гордимся нашими восстаниями, нашей отвагой. Иные не шли бы на это – на верную смерть, без оглядки! Нормальные нации не квасили из поколения в поколение, как наша шляхта и сплошь пропитое крестьянство. В том, в старшем поколении я не знаю семьи без алкоголика. Это остается в генах. Отсюда и польский избыток энергии вместо здравого смысла. Это типично для FAS. Нас вечно трясет, мы готовы сражаться «за нашу и вашу свободу».[71] Мы потерпели поражения в восстаниях, но ни на йоту не поумнели. Начиная с 1989 мы снова проигрываем – уже на выборах. Всенародное ополчение к урнам – и снова не подумав, без оглядки. Восемьдесят процентов голосов за идиота или гангстера. И «не успеет луна обратиться дважды», как народный избранник напрочь теряет поддержку и опускается на дно – тоже без причины. С глаз долой, из сердца вон. И политика здесь ни при чем. Это FAS, синдром нерациональной возбудимости, управляет выборами в нашей стране. Люди с FAS агрессивны, тупы, хамовиты – разве не так говорят о поляках? Поляки – хамы, «Хамас» Европы, ха-ха. Смерть Папы всех потрясла, что-то народ просек. Детей с FAS тоже приходится трясти, чтобы до них дошло; впрочем, доходит до них ненадолго. Мозг с FAS функционирует не так, как нормальный: он реагирует только на раздражитель, а планировать, предвидеть – не способен. Он быстро схватывает, но быстро и забывает.

– Яцек думает так же, как ты. – Клара слышала из кухни мерные звуки шинкования. – Он не употребляет научных терминов, но видит Польшу сходным образом.

– Его беда в том, что он из-за этого болеет.

– Павел… – Она уже была готова сказать ему о своем решении – скорее как лечащему врачу Яцека, чем своему другу, но заколебалась. Звуки на кухне прекратились. – Созвонимся. Мне пора.

Она поймала себя на страхе. Яцек пришел бы в ярость, узнай, что она говорит о нем, тем более с человеком, так хорошо осведомленным о его болезни. Она покорно принимала его обвинения, поддакивала, а мысленно была с Юлеком. Юлек здесь, его длинные пальцы снизу доверху повторяют пассажи на ее обнаженном теле. Она не делилась с ним тем, что бурлило в ней после домашних ссор, после приступов молчания. Он и так все знал.

– Еще? Хватит? Сильнее? Не надо? – прочитывал он ее желания.

Клара накрылась жестким пледом. Она старалась не создавать шума, не привлекать к себе внимания Яцека. В пепельнице, окованной золотыми пластинами, дотлевала арабская ароматная смесь из амбры и засушенных цветов. Клара вдыхала дым, который, расплываясь, смешивался с запахом квартиры. Она не представляла себе, как будет паковать чемоданы – доставать плечики из шкафов, выложенных изнутри лавандовой бумагой, снимать с них одежду, отбирать книги… Это все равно что выпотрошить дом. Тяжелая мебель из экзотических лавок была ковчегом примирения их вкусов, знаком согласия в том, что полезно, что красиво, что ценно. «Вишневый стол в гостиной, двухдверный шкаф…» – Клара в полусне составляла список предметов. Она сама не знала, что ею движет в большей степени – привязанность к каким-то вещам или стоимость имущества, подлежащего разделу.

Яцек по привычке толкнул дверь в ее комнату. Дверь не открылась. Ему пришлось взять в другую руку поднос с тарелками и вилками. Освободившейся рукой он нажал на ручку. Поставил на скамью миски с салатом.

Обычно Клара не засыпала после обеда – в крайнем случае она глубоко расслаблялась: ложилась, закатывая глаза, и впадала в короткую целебную летаргию, после которой готова была принимать пациентов до поздней ночи. Яцек опустился на колени, нежно провел вилкой по ее руке, запутавшейся в пледе.

– Извини, – погладила Клара следы своих ногтей на спине Юлека.

– Ничего.

– Я больше не буду.

– Это не больно. В такие моменты ничего не болит, – шепчет Юлек.

Она лежит на спине, между выпирающими тазовыми косточками – напряженный живот, под ним – беспорядок лобковых волос, прикрывающих самое чувствительное место.

– Чонок, – целует он ее.

Она онемела. Он произнес это голосом Яцека. Только Яцек так ее называет. Она ведь не рыжая, у нее темно-каштановые волосы с несколькими седыми нитями.

– Ты никогда не кормила белок в Лазенках?[72] Бросаешь им хлеб, пирожные, а они прыг-прыг – уже на тебе, уже скребутся в твоих карманах. – Юлек легонько царапает ногтями по ее бедрам.