Женщина и обезьяна

Казалось, она направляется обратно к кровати, к спокойствию, которое давал ей её графин. Но она прошла мимо, направившись в кабинет Адама. Здесь она свернула несколько из сотен больших листков с каким-то текстом, принесённых им с собой из оранжереи, в трубочку и засунула в свой тубус. Из верхнего ящика стола она достала две пачки денег. Потом пересекла комнату и вышла из неё, и этим своим движением, незначительным в физическом отношении, она оставила позади часть своей жизни.

В холле взгляд её на минуту задержался на телефоне, но все телефоны в доме шли через коммутатор в кабинете Клэпхэма. Она вышла в сад и через маленькую калитку в стене на улицу.

Джонни открыл заднюю дверь фургона ещё до того, как она подошла.

Маделен никогда не доводилось жить в доме площадью менее восьмисот квадратных метров, плюс площадь подвала, плюс сад. В спальном фургоне Джонни имелись кровать, письменный стол, телевизор, бар, телефон, кухня, стереоустановка, коврики на полу, плюшевая обивка на стенах, лампы и привинченные к стенам шкафы — и всё это на площади два с половиной на три метра. За те полминуты, которые потребовались ей, чтобы забраться внутрь, опуститься на стул и выпить стакан воды, который протянул ей Джонни, она на всю оставшуюся жизнь сделала для себя ряд выводов о взаимосвязи социального статуса и размеров охотничьих угодий.

— Я бросила пить, — сказала она.

По наблюдениям, сделанным в детстве, и по собственному опыту Джонни знал притягательную силу, которой обладает спиртное. Он посмотрел на Маделен с уважением.

Она достала из тубуса листки и развернула их на столе.

— Ты знаешь, что это такое? — спросила она.

Перед символами, нарисованными на листке, Джонни застыл.

— У меня пять классов образования, — вздохнул он.

Маделен кивнула. Очень похоже на неё. Если вычесть все её прогулы.

Она дотянулась до телефона и набрала номер.

Секретарша Адама уже давно отказалась от всякого сопротивления, говорила тихо и смиренно:

— Он уехал. Вернётся послезавтра. Что-нибудь передать?

Маделен положила трубку. Джонни смотрел на неё, лицо его было непроницаемо. Она снова позвонила. Её два раза переключали, прежде чем она дозвонилась до Андреа Бёрден.

— Теперь, когда мы стали так близки, — сказала Маделен, — и у нас нет друг от друга никаких тайн, не могла бы ты быть так добра и сказать мне, сколько ещё она пробудет у нас.

— А он разве не сказал?

— Он старается оберегать меня.

— Они заканчивают завтра.

— И куда её отправят потом?

Ответ был очень быстрым и слишком гладким:

— У Института ведь есть лес Святого Фрэнсиса. Вдали от городов, место тихое, уединённое.

— Замечательно, — сказала Маделен. — Теперь я совсем успокоилась.

Она положила трубку.

— У нас есть сутки, — сказала она, — потом они её увезут. Как перевозят животных?

— Её посадят в ящик для обезьян.

— Где они его возьмут?

— Их делает Боуэн. Балли говорил, что если нужны ящики, то лучше Боуэна никого нет.

— Боуэн? — сказала Маделен. — А кто такой Балли?

— Тот, кто привёз обезьяну.

Маделен посмотрела на Джонни. На тубус. На диаграммы. На Самсона и его повязки. Посмотрела в окно. На утренний свет. На человека в сером костюме, который неторопливо шёл по тротуару, ведя на поводке маленького, шустрого, цвета капучино, жесткошёрстного фокстерьера, человека, которого она видит перед Момбаса-Мэнор уже в третий раз. Она почувствовала, что в её организме проснулось что-то ещё, помимо абстинентного синдрома. Ощущение это переросло в дрожь, которая охватила всё тело, словно она выпила свой первый утренний стаканчик. Но никакого стаканчика не было. И ощущения отличались от прежних. Как это бывает с теми, кто решился созидать и теперь готов ко всему, она неожиданно увидела перед собой множество опьяняющих возможностей.

Она сняла с крючка поводок Самсона, хорошенько прицепила его к ошейнику, открыла дверь спального отсека и вместе с собакой спустилась на тротуар.

Когда седой человек заметил Маделен, он на мгновение замер, потом повернулся и пошёл прочь.

Маделен могла бы оставить его в покое. Но страшная мигрень начала распространяться по всему её телу, от затылка и ниже. Если пьянство давало летучую, легковоспламеняющуюся и быстро сжигаемую энергию, то, как она заметила, при отказе от алкоголя появляется наглая и разрушительная сила. Она и Самсон догнали человека с терьером.

— Как дела у Ветеринарной полиции? — спросила она.

До этого момента она видела его только сидящим в белом автомобиле, когда Клэпхэм не пустил его внутрь, и те несколько раз, когда на машине он останавливался перед домом. В полный рост и вблизи он оказался высоким, худым, крепким и — во всех отношениях — рождённым, выращенным и образованным, чтобы не быть легко обманутым.

Он не торопился с ответом, дал собакам обнюхаться и только тогда заговорил.

— Она стала крупной организацией, — ответил он. — Раньше нас было всего четыре-пять человек. Теперь у нас ещё и бега, и все допинговые дела. Кражи домашних животных. Только контролем за торговлей животными занимается двадцать человек. С ветеринарами и бланкетными ордерами на обыск.