Читаем Женщина и обезьяна полностью

Мужчины взялись за кресло с двух сторон и потянули его наверх.

Кресло не сдвинулось с места.

По-прежнему улыбаясь, без малейшего смущения управляющий заглянул за кресло, чтобы проверить, не застряло ли колесо между плитами тротуара, не электрическое ли кресло и, значит, под ним ещё и двигатель с аккумуляторами. Ничего такого не обнаружилось, это была хрупкая, складная конструкция. Мужчины попробовали снова. Им удалось оторвать кресло от земли сантиметров на десять. Они опустили его обратно.

Комментировать возникшую ситуацию было затруднительно, и Маделен молчала. У неё возникали очень разные порывы, и самым сильным — как это бывало обычно прежде — было искушение убежать куда-нибудь подальше. Тем не менее она этого не сделала. Оставить инвалидное кресло она не могла. К тому же за последние недели ей несколько раз пришлось оказываться в тягостных ситуациях, и она уже знала, что если подождать, то, как правило, появляется какое-нибудь решение.

Это «какое-нибудь» показалось в ту же минуту в облике третьего человека. Сэр Тоби, брат её покойного свёкра, присоединился к группе.

По внешнему виду Маделен ничего нельзя было заметить, она покорно протянула руку, которую ей поцеловали. Но внутри у неё, пока что слабо и отдалённо, зазвонил сигнал тревоги при виде английского правительственного консультанта по ветеринарным вопросам.

Трое мужчин взялись за кресло, подняли его по лестнице, внесли через входные двери и поставили в лифт, двери закрылись, и лифт стал подниматься вверх.

Мужчины задыхались от напряжения. Маделен чувствовала, что от неё ждут объяснения.

— Это всё потому, что она много ела от расстройства, — прошептала она. — После смерти дедушки. Она весит теперь сто пятьдесят килограммов.

Мужчины зачарованно и с состраданием посмотрели на фигуру, скрытую шляпой, вуалью и пледом. Только управляющий проявлял ещё некоторое беспокойство. Всякое ремесло развивает профессиональную память, и после сорока лет заведования Датским обществом он довёл до совершенства свою национал-шовинистическую память дворецкого, хранившую карточки со справками о каждом датчанине, с которым он когда-либо сталкивался в Англии. Страстное желание внести эту пожилую даму в свою картотеку было в этот момент сильнее, чем кислородное голодание, и поэтому он наклонился к Маделен.

— Ноги?.. — выдохнул он.

Маделен опустила глаза. Ступни обезьяны высунулись из-под пледа. Хотя они и были скрыты шерстяными носками Джонни, но в маленьком лифте, на подставке для ног инвалидного кресла, они по-прежнему выглядели неестественно большими.

— Водянка, — объяснила Маделен, — вода в ногах.

Управляющий всем своим видом выражал настойчивое сочувствие.

— А голова? — прошептал он.

Чтобы надеть шляпу миссис Клэпхэм на голову Эразма, Маделен пришлось разрезать её. Теперь она сдвинулась, и из тульи выглядывал череп обезьяны, коричневый, идеально выбритый и колоссальный.

— Вода, — сказала Маделен. — В голове тоже.

Лифт остановился, дверь открылась, и Маделен подтолкнула кресло вперёд. По направлению к ней из дальнего конца коридора шла Сьюзен.

Маделен совсем не показалось странным, что подруга встретилась ей именно здесь. Она знала, что попала в своего рода колбу, не открытый сосуд из пирексного стекла, вроде того, в котором она готовила себе выпивку, а в закрытую лабораторную колбу, реторту, в которой содержалась значительная часть основных элементов её жизни. Она знала также, что уже зажгла под этим сосудом огонь, а извне добавила к смеси обезьяну, и теперь она мечтала о том, чтобы в конце концов образовалось если и не золото, то хотя бы какое-нибудь подобие равновесия.

К этому сплаву, конечно же, принадлежала и Сьюзен, и Маделен поприветствовала её тёплой улыбкой. Но внутри неё ещё ярче загорелся сигнал тревоги.

Сьюзен полагала, что мгновенно оценила ситуацию, и хотя она смотрела более пристально, чем вышедшие из лифта мужчины, всё же, как все люди, сталкивающиеся с чем-то им непонятным, она видела в первую очередь саму себя.

— Маделен!.. — воскликнула она.

— Это не то, что ты думаешь, — попыталась объяснить Маделен.

Сьюзен облизала губы. Потом на её лице появилось озабоченное выражение.

— У нас заседание, — сказала она. — В Королевском обществе охраны животных. Дневные заседания всегда проходят здесь. Из-за пирожных. Адам будет здесь через минуту.

Маделен оперлась о кресло. Сьюзен взяла её за руку.

— Позволь, я помогу вам, — сказала она. — У меня есть маленькая квартирка. Как раз для таких случаев.

Маделен покачала головой. За спиной Сьюзен открылась дверь, и показалась голова доктора Фиркина. Маделен покатила кресло вперёд.

Сьюзен взяла её за руку.

— Во всяком случае, я задержу его во дворе, — пообещала она. — Желаю приятно провести время!


Перейти на страницу:

Все книги серии Fabula Rasa

Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению
Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению

«Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению» – так называется книга, выходящая в серии «fabula rasa» издательства «Симпозиум».Автор, скрывающийся под псевдонимом Дэвид Мэдсен – ныне здравствующий английский католический философ, теолог и монах, опубликовал роман в 1995 году. По жанру это дневник личного секретаря Папы Льва Х, карлика Джузеппе, представляющий Возрождение и его деятелей – Рафаэля, Леонардо, Мирандолу глазами современника. «Мемуары» написаны как бы изнутри, человеком Возрождения, всесторонне образованным космополитом, пересматривающим понятия добра и зла, порока и добродетели, извращенности и нормы. Перед нами завораживающе-откровенный, резкий и пугающий своим документализмом роман о Ренессансе и не только.

Дэвид Мэдсен

Семейные отношения, секс / История / Проза / Историческая проза

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги