Женщина и война. От любви до насилия

…Соня вернулась на Украину, в родную деревню, и вскоре сбежала от оскорблений – односельчане называли её «немецкой подстилкой», ей ставили в упрёк то, чего не было, – сожительство с немцами. С такой репутацией надежд создать семью не было. Она завербовалась на восстановление шахт Донбасса. Жила в бараке, рядом с бараком, в котором жили немцы-военнопленные. Никто пленных не охранял, понимая, что деться им некуда. И здесь к ней пришла любовь. Втайне от всех (сожительство с военнопленным приравнивалось к измене Родины) она стала гражданской женой Курта. О беременности Соня узнала в больнице, куда после аварии на шахте попала с переломом ноги.

Сообщить новость Курту она не успела: когда её выписали из больницы, выяснилось, что пленных куда-то вывезли. Она никогда не рассказывала дочери, что её отец – немецкий военнопленный, знала, как отразится это на её биографии, и призналась лишь в горбачёвскую перестройку, в эпоху гласности, когда продолжилась начатая при Хрущёве реабилитация депортированных народов и очередь дошла до российских немцев. Попытка дочери через германское посольство в Киеве разыскать своего отца за давностью лет успехом не увенчалась…

« Свои» против «своих». Топчем всех

На Ялтинской конференции обсуждался вопрос о репатриации «перемещённых лиц», так называли угнанных на работу в Германию (около 3,4 миллиона, в основном женщин) и военнопленных, оставшихся в живых (около 1,8 миллиона). Одни находились на территории, оккупированной Красной армией, другие – на территории, занятой союзниками, но все они, согласно ялтинским договорённостям, подлежали возврату на Родину. Там несчастных ждали проверочно-фильтрационные лагеря НКВД, в которых решалась дальнейшая судьба человека: последует ли он домой или на 5–10 лет в сибирский концлагерь. Зачастую такой была участь бывших военнопленных.

…В преддверии празднования 65-летия Победы радиостанция «Свобода» провела серию радиопередач – третья, прошедшая в московской студии 24 апреля 2010 года, посвящена была «Великому переселению народов». Владимир Тольц, ведущий программы «Испытание Победой», рассказал, что к июлю 1945-го в пограничных городах Советского Союза для репатриантов было создано 19 проверочно-фильтрационных пунктов. Ожидая решения своей участи, репатрианты жили за колючей проволокой, спали на нарах, а то и на полу (чего не было даже в немецких концлагерях). Тольц огласил отрывок из секретной справки о проверочно-фильтрационных пунктах (ПФП), подготовленной летом 1945-го для секретаря ЦК Маленкова:

«Отдельные работники ПФП ведут себя по отношению к репатриированным непристойно, а иногда просто преступно. От советских граждан, находившихся в ПФП в г. Рава-Русской и Мостикс, поступают жалобы на грубое обращение с ними работников пункта, на вымогательство, а от женщин – на принуждение к сожительству. В Кибартайском ПФП 8 из 25 работников пункта, коммунистов, уже привлечены за подобные злоупотребления к партийной ответственности. На этом пункте одним из сотрудников пункта в ночь с 30 на 31 мая была изнасилована и ограблена репатриантка. Однако начальник пункта, полковник Тимофеев, не придал серьёзного значения этому случаю, заявив работнику Управления пропаганды товарищу Бахмистрову, что молодые женщины, прибывающие из Германии, являются большим соблазном, от которого трудно удержать его подчинённых» (выделено мной. – Р.Г.).

Вот так прямо и сказано: трудно удержать от соблазна. А можно ли увещеваниями или привлечением к партийной ответственности (надо полагать, восьми коммунистам объявили выговор) удержать бандитов от совершения преступлений против гражданского населения, уголовно-наказуемых по уголовному кодексу? (Полагаю, автор не переборщил, назвав бандитами грабителей и насильников?)

Из воспоминаний Николая Никулина о девушках – военнослужащих Красной армии, попавших в Германии «под горячую руку»:

«Военные девочки набросились на заграничное барахло. Форму носить надоело, а кругом такие красивые вещи! Но не всегда безопасно было наряжаться. Однажды связистки надели яркие платья, туфельки на высоких каблуках и счастливые, сияющие пошли по улице. Навстречу – группа пьяных солдат:

– Ага! Фравы!! Ком! – и потащили девчат в подворотню.

– Да мы русские, свои, ай! Ай!

– А нам начхать! Фравы!!!

Солдаты так и не поняли, с кем имеют дело, а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам»[21].

Из фронтовых дневников Василия Гроссмана