Женщина из Пятого округа

— Я понимаю, это, наверное, прозвучит очень по-американски… но вы, случайно, не продаете бейсбольные биты? — обратился я к продавцу.

— Прямо и направо, — равнодушно ответил он.

А я-то думал, что мне придется объяснять продавцу-французу, как выглядит бейсбольная бита…

Спустя десять минут я возвращался к станции metro, вооруженный битой «Луисвилль Слаггер». Да, некоторые прохожие косились на меня с подозрением, но мне было плевать. Если муж Янны — или кто-то из его дружков-головорезов — попытается напасть на меня, бейсбольная бита, по крайней мере, даст шанс постоять за себя (если, конечно, этот отморозок не воспользуется пушкой).

Когда я вышел из metroна станции Шато д’О, кое-кто при моем приближении с опаской переходил на другую строну улицы. Это придало мне уверенности, но до работы я добирался обходным путем, минуя улицу де Паради, чтобы не столкнуться с Недимом.

Оборачиваясь на каждом шагу, я дошел до своей подворотни, поднялся в комнатушку и запер за собой дверь. Всю ночь я пил кофе и не спускал глаз с экрана монитора.

Рассказ Маргит потряс меня. Неудивительно, что она пыталась перерезать себе горло после гибели Золтана и Юдит. Сколько горя может вынести человек? Она дважды потеряла — при жутких обстоятельствах — самых дорогих людей…

Мое восхищение этой женщиной возросло семикратно. Как и тягостное чувство, рожденное ее сухим приговором: «Ты должен убить мужа Янны».

Нет, я должен сторонитьсямужа Янны и… надеяться то, что полиция разберется, кто действительно убил Омара. А потом я заберу свой паспорт и…

Исчезну.

Потому что теперь — после угроз Сезера и предупреждений Маргит — я знал, что выбирать мне не из чего. Было бы неплохо исчезнуть сейчас, но обстоятельства складываются не в мою пользу. Во-первых, за мной следят, а во-вторых, еще неизвестно, сколько мой паспорт пробудет в кармане инспектора Кутара.

Самое худшее, что я не знал, кто за мной следит. Люди Сезера? Копы? Хорошо, если это все-таки копы, как я объясню им свои передвижения? Ведь ясно же, что моя подворотня это совсем не набережная Сен-Мартен, где я якобы прогуливаюсь по ночам. Признаться: «Ну да, у меня я действительно есть работа»— и тешить себя надеждой, что они не найдут ничего противозаконного в том, что творится внизу?

Этот, сценарий ты будешь отрабатывать, когда тебя арестуют. И возможно, арест — самый безопасный вариант в сложившейся ситуации.

Но арест означает одно — признание моей вины, уж, лучше держаться до конца, а потом получить паспорт и исчезнуть из города.

Ты мог бы купить фальшивые документы… и уже завтра быть где угодно.

И до конца своих дней быть в бегах? Никогда не увидеть свою дочь? Всю жизнь оглядываться через плечо?

Ты и так никогда не увидишь свою дочь. И ты всегда будешь оглядываться через плечо… пока не убьешь мужа Янны.

Упс, наплел какую-то мелодраму. Если бы мне удалое сбежать в Штаты…

Ты все равно не будешь чувствовать себя в безопасности. Избавься от него.

Заткнись.

Ты знаешь, что можешь это сделать.

Как-бы не так! Омара заставили замолчать, но его грязный маленький секрет — которым он пытался шантажировать меня — все равно стал известен мужу Янны. Так что, убив Недима, мне придется убивать и Сезера, и качка, и Бороду… поскольку каждый из них мог навсегда заткнуть мне рот.

К утру мой мозг был истощен. Я чувствовал себя так, будто я накачался декседрином или еще каким наркотиком. Пока я спускался по лестнице к выходу, мне казалось, что бетонный пол подо мной расплывается и приобретает какую-то странную подвижность, словно образуя вокруг меня некое новое измерение. Я крепче прижал биту, как часовой на посту держит ружье. Алжирец в булочной испуганно покосился на меня.

— Это всего лишь мера предосторожности, — успокоил я его, показывая на биту. — Самооборона на случай нападения.

— Monsieur, pains аиchocolat, соттеd’habitude? [143]— спросил он.

— Увидишь их — скажи, что я был капитаном бейсбольной команды в школе, так что умею обращаться с этой штукой…

— Monsieur, пожалуйста. Не надо…

Только тут до меня дошло, что я размахиваю битой и к тому же говорю по-английски.

— Извини, извини… — Я поспешил перейти на французский. — Очень устал. Очень…

— Нет проблем, сэр, — сказал алжирец, укладывая круассаны в пакет.

— Даже не знаю, что на меня нашло…

— С вас два евро, сэр.

Я швырнул на прилавок пятерку, взял пакет и пошел к выходу.

— Вы не хотите взять сдачу?

— Я хочу спать.

Мне показалось, что в моем голосе звучало легкое безумие. Как бы то ни было, я знал, что после восьми часов сна все должно наладиться.