Женщина из Пятого округа

—      Шелли вела дневник с тех пор, как мы начали встречаться. Когда разразился весь этот скандал, надзирательница ее общежития — эдакая ходячая добродетель, ревностная христианка — провела обыск в комнате, нашла дневник и передала его декану факультета. Как оказалось, страницы дневника пестрели романтическим бредом: о том, что я любовь всей ее жизни… о моем отношении к ней — якобы я уверял Шелли в том, что никогда и ни к кому не испытывал столь страстных чувств… я не говорил этого! Еще она писала, что я обещал оставить жену и дочь, чтобы жениться на ней, — еще одна глупая выдумка. Самое ужасное, что Шелли воспроизвела, причем в мельчайших деталях, наше единственное свидание в мотеле Толедо. Именно за это и ухватились газетчики, когда содержание дневника просочилось прессу…

—      Стараниями Робсона?

—      Да, как я узнал позже. Пресса с восторгом муссировала описание нашего вечера любви — так дословно назвала его Шелли, — но настоящее безумие вызвали ее откровения о том, что она хочет стать матерью моего ребенка. После того как я решил порвать наши отношения воображение бедной девочки явно приобрело болезненный характер. В ее дневнике появились записи: «Как он мог так поступить со мной, зная, что я беременна?» Или: «Я хочу только одного: родить нашего ребенка, но Гарри говорит, что никогда не позволит этого». А потом появились и предвестники трагической развязки: «Сегодня я поучила результаты теста на беременность. Я буду мамой! Я помчалась в офис Гарри, чтобы сообщить ему радостную новость. Но его реакция была ужасной: ребенок должен умереть. Он схватил трубку телефона и позвонил в клинику абортов в Кливленде, попросив о приеме через три дня. Но я ни за что не дам убить нашего ребенка!» Маргит, клянусь тебе, между нами никогда не было подобных разговоров. Это был чистый вымысел с ее стороны…

—      И именно в нем декан увидел Божий промысел.

—      Не только декан, но и газетчики. Моя история играла им на руку: «прогрессивный профессор» соблазняет студентку, а потом, настаивает на «убийстве их ребенка». Это было подано как пример полной распущенности так называемой либеральной элиты… а Шелли представили героиней, спасающей жизнь своего неродившегося малыша. У моего дома выставили посты все телеканалы Огайо, жену и дочь, стоило им выйти на улицу, атаковала пресса. Один из журналистов спросил Меган: «Что ты думаешь об отце, который завел подружку всего на три года старше тебя?» Она расплакалась, а мне захотелось убить этого ублюдка. Показали также интервью с каким-то скользким адвокатом, который представлял интересы отца Шелли — отставного военного моряка, которого она ненавидела. Так вот, этот адвокат прямо на камеру заявил, что от имени своего клиента подает иск на сто миллионов долларов колледжу, обвиняя его руководство в том, что разрешили такому дегенерату, как я, преподавательскую деятельность. Потом еще было интервью с Робсоном. Нацепив маску скорби, он вещал о том, как это ужасно, что «бедная девушка» оказалась жертвой такого человека, как я; в заключение он обещал лично проследить за тем, чтобы ноги моей больше не было ни в одном учебном заведении Америки.

—      А где была Шелли все это время?

—      Родители забрали ее домой, в Цинциннати, где полностью оградили от контактов с прессой.

—      А тем временем…