Вот так в самой ткани нашей жизни, в ее практике выглядит, казалось бы, такой абстрактный, философский, такой далекий от жизни момент, как механизм работы сознания и интеллекта. Логика одного загоняет женщину в ловушку глупости и беспомощности перед собственным потенциалом, мужскими доводами и внешним управлением.
Эта логика приводит их к тому, что они сами нивелируют, уменьшают значимость того, что им дано от природы, и сами не видят возможности, которые у них есть. И не веря собственным глазам или не зная, что есть такая возможность, как собственный взгляд, смотрят на себя сторонним, корыстным взглядом управляющей системы. И взгляд этот искажает их образ под свои задачи, а они принимают его за истинный.
Не думая, что все внешние посылки кому-то или чему-то выгодны. Говоря жестко, это предлагаемые способы использовать женщину и ее возможности, предложения, на что можно обменять силу, где, как и за сколько, в какой упаковке ее продать. И взгляд внешний всегда – оценивающий: сколько получишь, если будешь применять свои способности только в указанных сферах? Что значат твои действия и какова их рыночная цена? О чем ты говоришь миру, предъявляя себя? Что предлагаешь?
И получается только один смысл – на продажу. В логике одного трехлетняя девочка, кокетничающая с пожилым гостем своих родителей, в глазах родителей не предъявляет всю широту и возможность своей природы, еще ничем не структурированной, минимально социализированной, живой, не изуродованной страхом, а совершает что-то почти неприличное, запретное, стыдное. Что можно поделать в такой ситуации с сознанием мамы, женщины, которая точно знает, как такое поведение дочери будет читаться со стороны? Она сама прочитает такое поведение у любой женщины, начиная с себя, как попытку продать. Почему? Да потому что в ее голове сидит установка на главное – главную ценность, которой обладает ее дочь. И ничего другого сознание предположить не может. Ибо действует на автомате из логики одного, отбрасывая все другие варианты, разрывая связи. Она свернет это единое в одно, в свои установки. Главным станет страх разума перед живой природой. Разум этот упорно утверждает, что он битву с природой и хаосом выиграл, но тем не менее проецирует свой ужас перед ней на женщину с ее неодолимой, пусть даже искаженной насилием, природностью.
Что остается женщине, не осознающей себя и не находящей поддержки? Признать справедливость отраженного образа и испугаться своей неправильности, своей опасности, прежде всего для себя самой. В логике одного остается делать усилия, чтобы хотя бы казаться правильной, выпрашивать или требовать за это плюсы. Или… твердить как заклинание «Я это Я» и «Я есть». Такая, какая есть – живая и, как все живое, не сводимая к одному.
Помните, как любят спрашивать дети: а он плохой или хороший? А он наш или не наш? А почему бабочку можно трогать, а червяка нельзя? А почему с Петей дружить можно, а с Васей – нет? Ведь это папа у него пьяница, а не Вася. Дети не делят, дети чувствуют связи. Взрослые все поделили… и потеряли связи. Дети не видят, почему осень хуже весны, и их привязанность к игрушкам не определяется ценой. Что-то они знают. Они чувствуют единое, но ничего не знают о логике. Взрослые, казалось бы, знают о логике все… но куда-то упрятали знание о едином.
А очень бы хотелось, не потеряв единого, знать и понимать законы, по котором оно живет и развивается. А женщине это особенно важно, ведь единое в каком-то смысле органично ее природе, оно предполагает возможность быть
, не отказываясь от возможности жить. В логике единого, в отличие от логики одного, ничего не отменяется.Инструкция по спасению из капкана: