Женщина-кошка

– Она еще не совсем пришла в себя. Я не могу поверить, что она это сделала. Мне очень больно. Я был уверен – когда появится малыш, Ревекка навсегда покончит со своей слабостью. Она ведь стала принимать наркотики, когда узнала, что бесплодна, – для женщины это огромное потрясение. Не осуждай ее. Я отдам последние деньги на ее лечение. И когда она станет здорова, мы заберем у тебя Тома. А пока я доверяю его тебе…

Фира согласно кивала, едва сдерживаясь. Как глупы бывают мужчины. Неужели Пит не понимает, что отдать своего долгожданного ребенка за дозу – это последняя стадия падения. Ревекка никогда уже не выправится. Она уже не жена, не мать, не человек…

– Я должна идти, – сказала Фира. – У меня много работы.

– Тебе надо отдохнуть. – Пит встал, взял ее за руку. – Спасибо тебе. Я думаю, у меня остался в жизни только один настоящий друг – это ты. Не бросай меня. – Эти слова прозвучали как-то печально и безнадежно.

Вечером, едва добравшись до дома, Фира провалилась в тяжелый, липкий сон.

Утром Рон улетел в Швейцарию спасать бизнес, оставив записку: «Держись, любимая. Все будет хорошо!»

Фира подошла к окну, прижалась горячим лбом к холодному стеклу. Ночь кончилась, настал новый день – день нового решения. И оно пришло, трудное, жесткое и жестокое. В конце концов, она это делала не для себя, а для своего сына.

Фира привела себя в порядок, позвонила Виктору и поехала к нему.

Когда Виктор открыл ей дверь, Фира почувствовала жалость к нему: худой, в дурном костюме, в глазах – неуверенная надежда и щенячья покорность. Она ведь обрекла его на трудную судьбу, он никогда не будет счастлив.

Они сели друг напротив друга, бывшие муж и жена. Любящий и любимая.

– Том сейчас у меня, – сказала Фира.

– Напрокат дали? – сухо усмехнулся Виктор и тут же испуганно извинился: – Прости, Фира. Мне больно за тебя. Послушай. Лизонька и Валентина приезжают через неделю. Давай попробуем пожить все вместе.

Этих слов и ждала Фира. Ну что же, она его не вынуждала, он сам ей это предложил.

Глава 9

Фира вернулась домой, собрала вещи и перебралась с Томом в двухкомнатную квартиру, которую приготовила для Лизоньки и Валентины.

Рону она оставила сумбурную, но недвусмысленную записку. У нее не было сил объясняться с ним. Оправдываться она тоже не хотела, хотя и чувствовала себя виноватой.

До приезда «родственников» Фира успела снять и обустроить большой и удобный дом в Лонг-Айленде. Она могла это себе позволить. Да, собственно, не столько себе, сколько своей семье. Именно так – это будет ее семья. Эти люди нуждаются в ней, и пусть они не связаны кровными узами, но их сплотит и приласкает ее любовь к ним. И добрая память о Якове.

И вот через неделю все они сидели за большим столом и пили чай с малиновым вареньем, которое Валентина умудрилась провезти в Америку.

Лизонька оказалась нескладной, но обаятельной девчушкой с крупными белокурыми локонами и большими серыми глазами. Крохотный шрам от операции, которую когда-то сделала ей Фира, был почти незаметен. Фира безоговорочно стала считать ее своей дочерью, хотя и не имела на нее никаких прав, тем более что Лизонька звала Валентину мамой, а Фиру – тетей Фирой.

Но тем не менее дом с ней ожил. Лизонька щебетала повсюду, всем восторгалась, особенно ей понравилась ее комната. Попрыгала на кровати, вытащила из шкафов и перемерила с восторженным видом все обновки, которые ей приготовила Фира, «обласкала» компьютер. Но больше всего она радовалась своему названому братцу Тому, который тоже сразу потянулся к ней.

– Братик мой, – по-взрослому ворковала Лиза, лаская Тома. – Какой ты хорошенький. Американчик такой. Тетя Фира, он понимает, что я ему по-русски говорю.

– Детки любой язык понимают, – сказал Виктор. – Да, мама Фира?

– Вон моя мама, – строго поправила его Лиза и указала на дремлющую в кресле Валентину.

«Мама, – ревниво подумала Фира. – В восемьдесят лет. Прабабка».

Фира понимала: семья пока не складывается, но не отчаивалась. Время, заботы друг о друге, любовь – и все образуется. Плохое уйдет, хорошее останется.

Один Виктор в этом доме был по-настоящему, бесконечно, искренне счастлив: он снова обладал Фирой. Валентина же после смерти Якова и переезда из привычной России в непривычную Америку сильно сдала. Еще больше располнела, ходила с трудом, тяжело дышала. Еще не погасла, но уже угасла. Удерживала ее в этой жизни только Лиза.

В общем, полного семейного американского счастья пока не было.

Через месяц на сотовый Фире позвонил Рон – ее нового городского телефона он не знал. Разговор был тягостен для обоих, но главное Фира поняла и успокоилась: Рон страдал из-за того, что она его бросила, а не он ее. Самолюбие донжуана было уязвлено: любимая женщина отторгла его, стала недоступной, а оттого и более желанной. Когда Фира решительно отвергла его горячую просьбу вернуться, Рон показал свое истинное лицо.