Женщина, которая легла в постель на год

– Я бы ни за что в мире не согласилась на  работу Спирс. На все эти тошнотворные вещи, что ей регулярно приходится делать. Она описала несколько самых запущенных случаев. Отвратительно,  какими только гадостями бедняжка не вынуждена заниматься.

– Ты насплетничала ей о Брайане и Титании, что они якобы живут в пристройке.

– Но я ведь не могла сказать, что они живут в сарае, разве нет?

– И зря ты проболталась о Белом пути.

– Но все давным-давно знают о твоем Белом пути, – возразила Руби.

– Все?

– Ну, все, с кем я знакома. Сказать по правде, Ева, все думают, что это сумасбродство с твоей стороны.

– А ты, мама? Ты сама как думаешь? Что это сумасбродство?

Руби печально покачала головой и вздохнула:

– Я думаю, что никогда тебя толком не знала и никогда не узнаю. Никто из нас больше тебя не знает, дочка. Мы все хотим, чтобы к нам вернулась прежняя Ева.

– Прежняя Ева мне не нравилась. Она была несчастной трусихой.

– Тебе давно пора сменить обстановку. За четыре месяца, небось, наотдыхалась. Неужели тебе не хочется встать, принять душ, вымыть волосы этой твоей овощной штукой…

– Травяной, – поправила Ева.

– … одеться потеплее и пройтись со мной по магазинам? В парке уже появились подснежники. Я могла бы позаимствовать у Стэнли инвалидную коляску. Ты стала легкая как пушинка, мне будет легко тебя везти. Я присмотрю за тобой, Ева.

– Ты не понимаешь, да, мама? Считай меня огромной гусеницей. Я окукливаюсь здесь, в этой комнате.

Руби стало неловко:

– Ты говоришь глупости, перестань!

– Но однажды я сброшу кокон, – мечтательно улыбнулась Ева. – Я с нетерпением жду этого момента. Интересно, какой бабочкой я окажусь?

– Одинокой, если продолжишь нести вздор в том же духе.

* * *

Руби спустилась вниз и обнаружила там Титанию, опорожняющую стиральную машину. Вещи любовников тесно переплелись. Одна из рубашек Брайана поглотила ночную сорочку Титании.

– Значит, вы не на работе? – спросила Руби.

Титания, считавшая Руби рекордсменкой по недалекости, терпеливо ответила:

– Очевидно, нет, раз я здесь, на кухне, позиционируясь в трех измерениях. Даже в четырех, если считать время.

Кивнув в сторону комнаты дочери, Руби вздохнула:

– Ей становится все хуже. Только что Ева сказала, что она – огромная гусеница.

Титания выпучила глаза:

– Вы уверены, что она не сказала что-то вроде «у меня заусеница» или «принеси мне гусятницу», или другое созвучное?

– Знаю, что я не молоденькая, но я своими ушами точно слышала, как она заявила «Я огромная гусеница».

– То есть, насекомое?

– Вот-вот.

– Очень по-кафкиански[27], – пробормотала себе под нос Титания.

– Передадите Брайану, когда он вернется с работы, что Ева теперь считает себя гигантской гусеницей?

– О да, с радостью передам, – кивнула Титания.

– Пойду-ка я домой, – решила Руби. – Мне малость поплохело. – Надев пальто и шляпу, она вдруг спросила: – Титания, что будет с Евой, если я умру?

– Мы справимся.

– Вы будете  ее кормить? – уточнила Руби.

– Несомненно.

– Стирать  ее одежду, менять простыни?

– Конечно.

– Мыть  ее?

– Да.

– Но ведь вы не будете  ее любить, вы и Брайан, правда?

– В мире и без нас хватает любящих  ее людей.

– Но она нуждается в мамочкиной заботе, – надтреснутым голосом настаивала Руби. – А если я отправлюсь в объятия Иисуса, за ней же некому будет присматривать как положено, верно?

– Мне кажется, Александр всерьез любит  Еву, – утешила Титания.

Руби подхватила пустую авоську и сказала:

– Вы про секс, а я говорю о любви.

Титания провожала взглядом удаляющуюся по коридору Руби, думая, что та явно одряхлела за последнюю неделю. Старуха нетвердо держалась на ногах, а  ее плечи поникли. Возможно, имело смысл предложить Руби сменить туфли-лодочки на кроссовки.

* * *

Открыв входную дверь, Брайан учуял запах карри, своего любимого блюда. Титания суетилась у плиты, поджаривая индийские лепешки. Все поверхности, которые можно было отполировать, сверкали. В дочиста вымытой кухне слегка пахло отбеливателем. На накрытом на двоих столе стоял букетик подснежников и открытая бутылка бургундского. Натертые до блеска бокалы отражали свет люстры.

Брайан приподнял крышку кастрюли и спросил:

– Что это, курица?

– Нет, козлятина, – отозвалась Титания. – Пока не забыла: твоя жена нынче считает себя огромной гусеницей. Мерзким насекомым.

У доктора Бобера был чувствительный желудок. Он почувствовал, как аппетит улетучился, и опустил крышку на место.

– Огромная гусеница? – гадливо повторил Брайан. – А ты не могла подождать с насекомыми, пока я поем?

Глава 45

Назавтра спозаранку явился Барри Вутон с женщиной, которую представил Ивонн как «новую знакомую».

Ивонн, чья «смена» выпала на утро, проводила парочку наверх в комнату Евы, болтая на ходу. Словно служанка в костюмной драме, она объявила от двери:

– Мистер Барри Вутон и мисс Ангелика Хедж.

Ева села в кровати и обратилась к Барри:

– Значит, вы по-прежнему в этом мире?

Барри рассмеялся:

– Ага, благодаря вам.

Ева посмотрела на мисс Хедж, ожидая, что гостью представят как подобает.