Барон вынул из-за пазухи блокнот и ручку, самую простую, шариковую, что-то черкнул на вырванном листке и положил его на торпеду, в аккурат на смятый полтинник. Он как будто старался не замечать ее напряженного, со злобным прищуром и плотно сжатыми губами, лица, а она сделала вид, что не видит клочка бумаги с номером телефона.
«Туда же, клеится, наверняка чей-то муж и отец. Барон, блин, еще и Черный! Даже визитки нет!» Удивительно, как она, с ее проницательностью, не раскусила его сразу и не взяла деньги вперед?
Дворы на Белградской улице, как во всех новостройках, опутаны узкими проездами, однообразными и плохо освещенными. Лена еще надеялась, что клиенты выйдут на дороге, но они только милостиво сообщили: «Недалеко осталось», и продолжали бодро командовать: «Сюда, налево, прямо, еще раз налево, теперь вдоль этого дома, до конца, теперь направо, почти приехали, вот здесь, у третьего подъезда».
– Я сейчас, минуту, красавица, только попрощаюсь с друзьями – и поедем дальше.
Вышли все трое, дверь оставили распахнутой, но Лена уже знала, что ей следует делать. Закрыв дверцу, она хотела немедленно тронуться, но притормозила, опустила боковое стекло, швырнула сломанную ветку хризантемы и смятый клочок бумаги с номером телефона прямо в грязную лужу с плавающими в ней льдинками и подозрительным предметом, похожим на порванный презерватив, и, нажав на газ, взвизгнув шинами, рванула с места. Ей показалось, что Барон сделал несколько торопливых шагов вслед, пытаясь ударить по багажнику, но она уже неслась на всех парусах, рискуя разбить подвеску. «Благодарю тебя, Господи, за свободу, мне, недостойной, данную! За то, что не связана с такими вот Баронами никакими узами и обязательствами!» Впереди сверкнули фары встречной машины, ослепили дальним светом и замерли на расстоянии. Разъехаться будет сложно, потому Лена свернула в первый проезд, и, петляя по лабиринтам дворов, мимо гаражей, заборов и помоек, выехала, тяжело, но осторожно спустившись с высокого бордюра, на проезжую часть.
Удрала! Пусть-ка теперь Барон тащится пешком или ловит нового лоха. Странно, даже чувства облегчения от этой маленькой мести не испытала. Одна радость – свободна! Она – свободная женщина, пусть даже с занятым сердцем! Лена спрятала с таким трудом заработанные двести рублей в карман куртки и взяла курс к центру города, в сторону Лиговки.
Мужчины – странные существа. Казалось бы, чего проще: сел в машину к хорошенькой женщине – плати за проезд, насколько позволяет щедрость, расслабься, слушай музыку, наслаждайся панорамой за окном и тем, как ловко, уверенно и спокойно, без единого лишнего движения, словно, выбирая оптимальный путь, авто летит само по себе, эта самая хорошенькая дама управляет своей ласточкой. Думай о приятном, ну хотя бы о цели твоей ночной поездки, и не отвлекай водителя пустым разговором.
Наоборот, мысли мужчин начинают усиленно работать в другом направлении. Что-то вроде: «Ага, красотка! Повезло тебе сегодня, бедняжка ты несчастная, труженица ты неприкаянная! Ликуй, Исайя! Повезло тебе, как никогда! Вот ужо я-то тебя осчастливлю, я-то тебя отогрею и пожалею, одинокую, немолодую, никому не нужную, всеми позабытую, брошенную сиротку, вынужденную тяжким трудом зарабатывать на хлеб насущный». Разворачивают бурную деятельность с приглашениями в ресторан или к себе домой, а то просто кофе выпить, шаверму съесть, телефонами обменяться. А услышав отказ и напоминание о плате, обижаются, меркантильной называют, жадной до денег грубиянкой, не сумевшей оценить их вдохновенного порыва. Ей бы, дурынде, радоваться! Нет, денег просит, мелочное, приземленное существо!
Лена выехала с узкой, словно дворовый проезд, улицы. На первом перекрестке повернула налево и вскоре мчалась по широкой Бухарестской, такой широкой, что расстояние от дома до дома по разные стороны дороги казалось непреодолимым. Из-за громоздящихся, давящих своими размерами зданий и слишком просторных промежутков между ними, человек здесь терялся и не чувствовал себя хозяином ни этой улицы, ни этих зданий. Как нужно не любить свой город и людей, живущих в нем, чтобы строить подобное! Нет в Купчине ни садов, ни старых, тенистых парков с живописными прудами. Редкие зеленые лужайки под натиском многочисленных строек сжимаются, как шагреневая кожа. И все же Купчино менялось на глазах. Лене казалось, что она слышит, как строящиеся дома-высотки, похожие на гигантские башни, спорят, соревнуясь между собой в вышине и монументальности.